"Jeff," she said after a while, "I am sorry you spoke. I like you as well as any of them, but there isn't a man in the world I'd ever marry, and there never will be. Do you know what a man is in my eyes? He is a tomb. He is a sarcophagus for the burial of beefsteak-pork-chops-liver-and-bacon-ham-and-eggs. He is that and nothing more. For two years I have watched men eat, eat, eat, until they represent nothing on earth to me but ruminant bipeds1. They are absolutely nothing but something that goes in front of a knife and fork and plate at the table. I have tried to overcome it, but I can't. A man and a meat-grinder and a pantry awake in me exactly the same sentiments. No, Jeff, I'll marry no man: I don't want to see him sit at the breakfast table and eat, and come back to dinner and eat, and come in again at supper to eat, eat, eat.
- Джефф, - сказала она через некоторое время, - мне жаль был слушать тебя. Ты мне нравишься, как и любой из них, но в мире нет ни одного мужчины, за которого я бы пошла замуж, и никогда не будет. Знаешь ли ты, что такое мужчина в моих глазах? Это гробница. Это саркофаг для захоронения бифштексов, свиных отбивных, печени, бекона, ветчины и яиц. Это - и ничего больше. Два года я смотрела, как мужики едят, едят, едят, пока они не стали для меня не более чем жвачными двуногими. Они представляют собой абсолютно ничто, кроме того, что находится перед ножом, вилкой и тарелкой на столе. Я пыталась преодолеть это, но не могу. Мужчина, мясорубка и кладовая вызывают во мне совершенно одинаковые чувства. Нет, Джефф, я ни за кого не выйду замуж: я не хочу смотреть, как он сидит за завтраком и ест, опять приходит на обед и ест, и снова приходит на ужин, чтобы есть, есть, есть.
"Jeff," she said after a while, "I am sorry you spoke. I like you as well as any of them, but there isn't a man in the world I'd ever marry, and there never will be. Do you know what a man is in my eyes? He is a tomb. He is a sarcophagus for the burial of beefsteak-pork-chops-liver-and-bacon-ham-and-eggs. He is that and nothing more. For two years I have watched men eat, eat, eat, until they represent nothing on earth to me but ruminant bipeds1. They are absolutely nothing but something that goes in front of a knife and fork and plate at the table. I have tried to overcome it, but I can't. A man and a meat-grinder and a pantry awake in me exactly the same sentiments. No, Jeff, I'll marry no man: I don't want to see him sit at the breakfast table and eat, and come back to dinner and eat, and come in again at supper to eat, eat, eat.
- Джефф, - сказала она через некоторое время, - мне жаль был слушать тебя. Ты мне нравишься, как и любой из них, но в мире нет ни одного мужчины, за которого я бы пошла замуж, и никогда не будет. Знаешь ли ты, что такое мужчина в моих глазах? Это гробница. Это саркофаг для захоронения бифштексов, свиных отбивных, печени, бекона, ветчины и яиц. Это - и ничего больше. Два года я смотрела, как мужики едят, едят, едят, пока они не стали для меня не более чем жвачными двуногими. Они представляют собой абсолютно ничто, кроме того, что находится перед ножом, вилкой и тарелкой на столе. Я пыталась преодолеть это, но не могу. Мужчина, мясорубка и кладовая вызывают во мне совершенно одинаковые чувства. Нет, Джефф, я ни за кого не выйду замуж: я не хочу смотреть, как он сидит за завтраком и ест, опять приходит на обед и ест, и снова приходит на ужин, чтобы есть, есть, есть.