Первое отличие прозы от поэзии заключается в том, что изображает автор. В прозаическом произведении автор описывает то, что происходило и происходит сейчас. Автор поэтического произведения обладает большей свободой в том, что он изображает. Он может описывать не только то, что было и есть сейчас, но и что могло бы быть, т.е. волен давать своей фантазии практически неограниченное пространство для полета.
Еще одним отличием прозы от поэзии будет разница в том, как автор описывает предмет. Если писатель предоставляет достаточно четкое понятие об изображаемом предмете, то поэт рисует перед читателем некую картину, живой образ, яркое изображение, через которое мы получаем представлением об изображаемом.
Отличие прозы от поэзии кроется и в самом языке. В поэзии язык — образный, в прозе — отвлеченный. Поэтическое слово более насыщенно и несет большую эмоциональную нагрузку. Прозаическое слово более сдержанно. Ему свойственен не столь сильный моралистический пафос, патетика и лиризм. К тому же поэзия обладает одним из самых сильных средств воздействия на читателя — ритмом. Прозаическому произведению это недоступно. Именно ритмическая организованность является неотъемлемым свойством поэзии. Исходя из этого, можно сделать вывод, что поэтическое слово более удалено и возвышенно от обыденной речи, нежели прозаический язык.
В повести «Журавлиный крик» шестеро солдат у железнодорожного переезда должны держать оборону в течение суток, обеспечивая отход батальона. Они вступили в неравный бой, не ища для себя Первым заметил немецких мотоциклистов Фишер, он почувствовал: «пришло время, когда определяется весь смысл его жизни» . Ему хотелось, чтобы старшина изменил о нем мнение. Очевидно в эту ночь «не мудреная мерка солдатских достоинств, принадлежащих старшине, в какой-то мере стало жизненным эталоном для Фишера» . Его выстрелы предупредили старшину Карпенко и остальных, и он вправе был позаботиться о себе. Но Фишер не знал, что убежать или затаиться в его положении – вполне пристойно и честно. Ему представилось строгое скуластое лицо старшины, он почти наяву услышал презрительный окрик: « Эх ты, растяпа! » И тогда весь мир для него ограничился укоризненным взглядом сурового старшины и этой цепочкой мотоциклов. И он дождался переднего, выстрелил, попал, и тотчас очередь из автомата размозжила ему голову.
Первое отличие прозы от поэзии заключается в том, что изображает автор. В прозаическом произведении автор описывает то, что происходило и происходит сейчас. Автор поэтического произведения обладает большей свободой в том, что он изображает. Он может описывать не только то, что было и есть сейчас, но и что могло бы быть, т.е. волен давать своей фантазии практически неограниченное пространство для полета.
Еще одним отличием прозы от поэзии будет разница в том, как автор описывает предмет. Если писатель предоставляет достаточно четкое понятие об изображаемом предмете, то поэт рисует перед читателем некую картину, живой образ, яркое изображение, через которое мы получаем представлением об изображаемом.
Отличие прозы от поэзии кроется и в самом языке. В поэзии язык — образный, в прозе — отвлеченный. Поэтическое слово более насыщенно и несет большую эмоциональную нагрузку. Прозаическое слово более сдержанно. Ему свойственен не столь сильный моралистический пафос, патетика и лиризм. К тому же поэзия обладает одним из самых сильных средств воздействия на читателя — ритмом. Прозаическому произведению это недоступно. Именно ритмическая организованность является неотъемлемым свойством поэзии. Исходя из этого, можно сделать вывод, что поэтическое слово более удалено и возвышенно от обыденной речи, нежели прозаический язык.
В повести «Журавлиный крик» шестеро солдат у железнодорожного переезда должны держать оборону в течение суток, обеспечивая отход батальона. Они вступили в неравный бой, не ища для себя Первым заметил немецких мотоциклистов Фишер, он почувствовал: «пришло время, когда определяется весь смысл его жизни» . Ему хотелось, чтобы старшина изменил о нем мнение. Очевидно в эту ночь «не мудреная мерка солдатских достоинств, принадлежащих старшине, в какой-то мере стало жизненным эталоном для Фишера» . Его выстрелы предупредили старшину Карпенко и остальных, и он вправе был позаботиться о себе. Но Фишер не знал, что убежать или затаиться в его положении – вполне пристойно и честно. Ему представилось строгое скуластое лицо старшины, он почти наяву услышал презрительный окрик: « Эх ты, растяпа! » И тогда весь мир для него ограничился укоризненным взглядом сурового старшины и этой цепочкой мотоциклов. И он дождался переднего, выстрелил, попал, и тотчас очередь из автомата размозжила ему голову.