Биологическим механизмом, обеспечивающим возникновение приспособительной окраски, является естественный отбор. В процессе эволюции в популяции, которая в силу разнообразия генофонда отличалась очень широким спектром окраски, преимущественно выживали и оставляли потомство те особи, которые были менее заметны на фоне окружающей среды. В результате доля соответствующих генотипов постоянно росла. В дальнейшем данный фенотип, а следовательно, и генотип закреплялся в популяции с помощью стабилизирующего отбора. В случае предостерегающей окраски происходили аналогичные процессы. Например, птицы исходно легче находят и поедают ярких насекомых. Если эти насекомые оказываются ядовитыми, то птицы быстро обучаются их не трогать и предпочитают более скромно окрашенную добычу. Тем самым особи с яркой окраской, которую легко идентифицировать как ядовитую, сохраняются и оставляют потомство. Со временем данный признак закрепляется в популяции.
В состав «Петербургских повестей» вошли такие произведения, как «Невский проспект», «Нос», «Портрет», «Шинель», «Записки сумасшедшего».
Петербург в «Шинели» предстает холодным, враждебным к «маленькому человеку» Акикию Акикиевичу Башмачкину, город в этом случае представляет собой отношение общества к таким чиновникам и прочим мелким несчастным людишкам.
Вот как автор описывает мороз в Петербурге: «Есть в Петербурге сильный враг всех, получающих четыреста рублей в год жалованья или около того. Враг этот не кто другой, как наш северный мороз, хотя, впрочем, и говорят, что он очень здоров. В девятом часу утра, именно в тот час, когда улицы покрываются идущими в департамент, начинает он давать такие сильные и колючие щелчки без разбору по всем носам, что бедные чиновники решительно не знают, куда девать их. В это время, когда даже у занимающих высшие должности болит от морозу лоб и слезы выступают в глазах, бедные титулярные советники иногда бывают беззащитны. Все спасение состоит в том, чтобы в тощенькой шинелишке перебежать как можно скорее пять-шесть улиц и потом натопаться хорошенько ногами в швейцарской, пока не оттают таким образом все замерзнувшие на дороге способности и дарованья к должностным отправлениям».
А так — вьюгу: «Он [Акакий Акакиевич] шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров; ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков. Вмиг надуло ему в горло жабу, и добрался он домой, не в силах будучи сказать ни одного слова; весь распух и слег в постель».
И вот еще зимний ветер: «Изредка мешал ему [значительному лицу], однако же, порывистый ветер, который, выхва-тившись вдруг бог знает откуда и невееть от какой причины, так и резал в лицо, подбрасывая ему туда клочки снега, хлобу-ча, как парус, шинельный воротник или вдруг с неестественною силою набрасывая ему его на голову и доставляя, таким образом, вечные хлопоты из него выкарабкиваться».
Зима, ветер, вьюга, мороз — все это символическое обозначение отношения общества к «маленьким людям»: сначала их чувствует Акакий Акакиевич в старом капоте, но в последнем отрывке их действие примеривает на себя и «значительное лицо», генерал, который обидел Башмачкина — все потому, что «маленький человек» мстит ему таким образом.
Петербург в «Шинели» предстает холодным, враждебным к «маленькому человеку» Акикию Акикиевичу Башмачкину, город в этом случае представляет собой отношение общества к таким чиновникам и прочим мелким несчастным людишкам.
Вот как автор описывает мороз в Петербурге: «Есть в Петербурге сильный враг всех, получающих четыреста рублей в год жалованья или около того. Враг этот не кто другой, как наш северный мороз, хотя, впрочем, и говорят, что он очень здоров. В девятом часу утра, именно в тот час, когда улицы покрываются идущими в департамент, начинает он давать такие сильные и колючие щелчки без разбору по всем носам, что бедные чиновники решительно не знают, куда девать их. В это время, когда даже у занимающих высшие должности болит от морозу лоб и слезы выступают в глазах, бедные титулярные советники иногда бывают беззащитны. Все спасение состоит в том, чтобы в тощенькой шинелишке перебежать как можно скорее пять-шесть улиц и потом натопаться хорошенько ногами в швейцарской, пока не оттают таким образом все замерзнувшие на дороге способности и дарованья к должностным отправлениям».
А так — вьюгу: «Он [Акакий Акакиевич] шел по вьюге, свистевшей в улицах, разинув рот, сбиваясь с тротуаров; ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков. Вмиг надуло ему в горло жабу, и добрался он домой, не в силах будучи сказать ни одного слова; весь распух и слег в постель».
И вот еще зимний ветер: «Изредка мешал ему [значительному лицу], однако же, порывистый ветер, который, выхва-тившись вдруг бог знает откуда и невееть от какой причины, так и резал в лицо, подбрасывая ему туда клочки снега, хлобу-ча, как парус, шинельный воротник или вдруг с неестественною силою набрасывая ему его на голову и доставляя, таким образом, вечные хлопоты из него выкарабкиваться».
Зима, ветер, вьюга, мороз — все это символическое обозначение отношения общества к «маленьким людям»: сначала их чувствует Акакий Акакиевич в старом капоте, но в последнем отрывке их действие примеривает на себя и «значительное лицо», генерал, который обидел Башмачкина — все потому, что «маленький человек» мстит ему таким образом.