К нему подсаживаются трое разгульных и не очень вежливых молодых людей, они ругаются матом. Кого-то обсуждают, бранят извозчика, а ему легче от присутствия людей, от того, что он не один, что с ним говорят и можно попытаться также поговорить.(Гы-гы-гы Веселые господа!).
Как только он остается один, тоска вновь наваливается на него, извозчику тяжело думать о смерти сына, его охватывает ужас и боль. Его тоска огромна и тяжела:
«Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь еще с большей силой. Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски... Тоска громадная, не знающая границ. Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не менее, ее не видно. Она сумела поместиться в такую ничтожную скорлупу, что ее не увидишь днем с огнем...»
Как только он остается один, тоска вновь наваливается на него, извозчику тяжело думать о смерти сына, его охватывает ужас и боль. Его тоска огромна и тяжела:
«Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь еще с большей силой. Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски... Тоска громадная, не знающая границ. Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не менее, ее не видно. Она сумела поместиться в такую ничтожную скорлупу, что ее не увидишь днем с огнем...»