В свое время Алексий II обратился к Владимиру Хотиненко с идеей создания такой картины. Последний не мог отказать. Да и чутье свое кинематографическое его не подвело. И актер был подобран нужный верой в веру окунуться.
Третий по счету показ картины состоялся на 80ом Московском Кинорынке. Заранее , мало, кто мог предположить какой свет прольется на тот вечер. Затронув действительно прежде в кино невиданную тему, нам показывают жизнь священника, по волею судьбы вынужденного жить в единстве в совсем не едином мире. Даже те ужасы второй мировой, которые приобрели в кинематографе воплощения всех видов, все равно оборачиваются для нас чем-то новым, поскольку мы видим их проходящими через совершенно новые для нас чувства человека оказавшегося меж совсем разными мирами.
Можно сказать, это камерное, скромное кино в котором нет тяжелой техники, движущейся в разных направлениях. Это картина одного человека. Желавшего , больше чем кто-либо разорвать себя на части от видения того как одни и те же, любимые тобой как дети Божьи люди, так относятся друг к другу. И Маковецкому, как единственному, наверное, современному актеру творить столь пронзающие вещи.
Очень редко случается так, что, к примеру, сцена голода задевает вас в первую очередь не голодающим человеком, а тем персонажем, что за этой сценой наблюдает. Это также редко, как и то, что я увидел и почувствовал, выходя из зала. За все годы, что хожу в кино, такой атмосферы, прежде никогда не видел.
В свое время Алексий II обратился к Владимиру Хотиненко с идеей создания такой картины. Последний не мог отказать. Да и чутье свое кинематографическое его не подвело. И актер был подобран нужный верой в веру окунуться.
Третий по счету показ картины состоялся на 80ом Московском Кинорынке. Заранее , мало, кто мог предположить какой свет прольется на тот вечер. Затронув действительно прежде в кино невиданную тему, нам показывают жизнь священника, по волею судьбы вынужденного жить в единстве в совсем не едином мире. Даже те ужасы второй мировой, которые приобрели в кинематографе воплощения всех видов, все равно оборачиваются для нас чем-то новым, поскольку мы видим их проходящими через совершенно новые для нас чувства человека оказавшегося меж совсем разными мирами.
Можно сказать, это камерное, скромное кино в котором нет тяжелой техники, движущейся в разных направлениях. Это картина одного человека. Желавшего , больше чем кто-либо разорвать себя на части от видения того как одни и те же, любимые тобой как дети Божьи люди, так относятся друг к другу. И Маковецкому, как единственному, наверное, современному актеру творить столь пронзающие вещи.
Очень редко случается так, что, к примеру, сцена голода задевает вас в первую очередь не голодающим человеком, а тем персонажем, что за этой сценой наблюдает. Это также редко, как и то, что я увидел и почувствовал, выходя из зала. За все годы, что хожу в кино, такой атмосферы, прежде никогда не видел.