Поле, покрытое редкой травой, тянется до самого горизонта. Низкая, вперемешку с прошлогодней, свежая зелень едва пробивается на поверхность. Такого скудного пастбища вряд ли хватит даже всего-навсего для одной маленькой лошадки.
Мне уже полтора года. Многие присматриваются, говорят, неплохой бы коняшка получился, если бы кормили регулярно. В таком возрасте у нас на конюшне начинают объезжать лошадей. Люди стремяться выжать из нас как можно больше пользы. А какую пользу может приносить лошадь, когда она только года стоит, ест и пьет. А её ещё лечить надо, пасти, гулять с ней, чтобы психика нормальной была. Присматриваюсь к спортивным лошадям. Они все нервные, гордые, красивые, но каменные. Смотрю в их глаза и не вижу ничего кроме животного страха. Страха перед кнутом, перед человеком, который его держит. Они, призёры соревнований по конкуру, выездке и троеборью, за которых дают больше, чем за дорогую иномарку, они сами превратились в средство для зарабатывания денег, для проката чьих-то поп. Они не виноваты, конечно. Когда гляжу на них, а они не видят этого, - не знаю, кто из нас несчастнее, поэтому уже не завидую им.
Мне уже полтора года. Многие присматриваются, говорят, неплохой бы коняшка получился, если бы кормили регулярно. В таком возрасте у нас на конюшне начинают объезжать лошадей. Люди стремяться выжать из нас как можно больше пользы. А какую пользу может приносить лошадь, когда она только года стоит, ест и пьет. А её ещё лечить надо, пасти, гулять с ней, чтобы психика нормальной была. Присматриваюсь к спортивным лошадям. Они все нервные, гордые, красивые, но каменные. Смотрю в их глаза и не вижу ничего кроме животного страха. Страха перед кнутом, перед человеком, который его держит. Они, призёры соревнований по конкуру, выездке и троеборью, за которых дают больше, чем за дорогую иномарку, они сами превратились в средство для зарабатывания денег, для проката чьих-то поп. Они не виноваты, конечно. Когда гляжу на них, а они не видят этого, - не знаю, кто из нас несчастнее, поэтому уже не завидую им.