После того, как в 480 году до н. э. огромное войско во главе с царем Ксерксом вторглось в Северную Грецию. Мы решили защищать узкий Фермопилъский проход между горами и морем. Это был единственный на суше путь, ведущий из Северной Греции в Среднюю Грецию.
Во главе нашего объединенного войска был спартанский царь Леонид. Мы заняли Фермопильское ущелье и преградили путь врагам. Когда к Фермопилам подошли главные силы персидских войск, Ксеркс послал их в лобовую атаку, но обратить наше войско в бегство не удалось.
Начальники персидских отрядов кнутами гнали воинов в теснины. Персы несли серьезные потери. Наблюдавший за сражением Ксеркс трижды вскакивал с трона в страхе за свое войско.
Все попытки персов овладеть ущельем ни к чему не приводили. На третий день к царю пришел местный житель, готовый за награду стать предателем. Он показал обходную тропу, ведущую через горы. Ксеркс обрадовался и послал отряд в тыл защитникам Фермопил.
Но наши разведчики заметили идущий через горы вражеский отряд. Спасая войско, Леонид приказал всем отступать. Сам же вместе с тремястами спартанцами остался на верную смерть, чтобы прикрыть отход греческих отрядов. Отступая, я видел, как триста спартанцев совершили подвиг, оставшийся в веках. В яростных схватках герои проявили величайшую доблесть и мужество. Ломались мечи и копья – спартанцы дрались руками и зубами, пока не погибли все до единого.
На месте битвы и сегодня стоит поставленный в древности памятник со стихами: «О путник, поведай спартанцам о нашей кончине: верны законам своим, мы здесь костьми полегли»
Раннее утро. Всю ночь мы наблюдали, как персы подводят свои корабли ко входу в залив между материком и островом Саламин. О, боги, как же их много. Но ничего, талант нашего стратега Фемистокла уже не раз приносил победу, неважно, на полях сражений или залах Народного собрания. Нельзя сказать, конечно, что все верят в победу. Скорее всего мы верим в то, что падем как герои, сражаясь за свою землю. У меня, простого афинского гоплита, не осталось больше дома. До сих пор перед глазами стоит зарево от горящих Афин. Моя семья перебралась на остров Саламин и только от нашего небольшого флота зависит, будут ли они жить свободными или попадут в персидское рабство.
Вот, началось, персы начали входить в узкое горло пролива. Мы тоже поплыли навстречу персам, но для нашего плана еще время не наступило. Только когда наши корабли были совсем рядом с персами, наш центр стал табанить и замедлять ход. Линия, в которую были выстроены корабли, прогнулась полукругом. Какие же глупцы эти персы. Такую же тактику мы применили и при Марафоне. Увидев это, персы решили, что мы собираемся обратиться в бегство, поэтому они, разразившись громким кличем, перестроили свои суда клином и вошли в наш полукруг. Мы, однако, продолжали табанить. Сейчас должно произойти то, на что мы рассчитывали, и оно произошло. Внезапно во всем проливе началось волнение, и персидские корабли накренились. Волна накатилась на суда сзади, и некоторые из них, изменив курс, вышли из линии, обратившись бортом к нашим триерам. Вот он, наш час: «Вперед, о сыны Эллады! Освободите родную землю, освободите своих жен и детей, освободите храмы богов, которым поклонялись ваши отцы, освободите могилы своих предков. Сейчас вы сражаетесь за них всех!» С этими словами мы бросились в бой; обитые бронзой тараны наших триер, вспенивая воду, ломали весла и впивались в борта финикийских и ионийских кораблей. Наш полукруг стал сжиматься, круша персов.
Узкий пролив не давал возможности персам свободно маневрировать, поэтому бой шел «корабль на корабль». Нам удалось сохранить боевой строй, но для персов это было просто невозможно. Персидские корабли столпились в центре пролива, взятые в клещи нашими выдвинувшимися флангами. Персы попытались развернуться, не протаранив при этом друг друга, но это было безнадежно. Мы же легко находили себе жертвы среди кораблей, чуть отдалившихся от основного ядра.
Персидские моряки знали, что на них смотрит сам царь, и сражались храбро. Они осыпали дротиками палубы наших триер, а затем старались их протаранить. Вот ионийский корабль из Самофракии отошел от остальных персидских судов и пробил борт афинской триеры, однако не успел он освободиться и отойти от тонущего судна, как триера из Эгины обогнула мыс и захватила ионийцев врасплох. Покуда их собственный корабль шел на дно, отряд метателей дротиков сумел выбить наших моряков с палубы триеры. Несмотря на эти отдельные успехи, зажатый в проливе персидский флот находился в отчаянном положении. Его потрепанные корабли попытались оторваться от противника, но стоило им выйти из пролива, как их атаковал с фланга эгинский отряд, поджидавший в бухте Амбелаки. Афиняне, преследовавшие отступающих персов, также сеяли опустошение среди их кораблей.
Да, сегодня мы были как сама кара Зевса-громовержца. Мы не чувствовали жалости к оказавшимся за бортом вражеским морякам: подобрав весла или любое подвернувшееся под руку оружие, мы забивали до смерти или топили беспомощно барахтавшихся в воде врагов.
Во главе нашего объединенного войска был спартанский царь Леонид. Мы заняли Фермопильское ущелье и преградили путь врагам. Когда к Фермопилам подошли главные силы персидских войск, Ксеркс послал их в лобовую атаку, но обратить наше войско в бегство не удалось.
Начальники персидских отрядов кнутами гнали воинов в теснины. Персы несли серьезные потери. Наблюдавший за сражением Ксеркс трижды вскакивал с трона в страхе за свое войско.
Все попытки персов овладеть ущельем ни к чему не приводили. На третий день к царю пришел местный житель, готовый за награду стать предателем. Он показал обходную тропу, ведущую через горы. Ксеркс обрадовался и послал отряд в тыл защитникам Фермопил.
Но наши разведчики заметили идущий через горы вражеский отряд. Спасая войско, Леонид приказал всем отступать. Сам же вместе с тремястами спартанцами остался на верную смерть, чтобы прикрыть отход греческих отрядов. Отступая, я видел, как триста спартанцев совершили подвиг, оставшийся в веках. В яростных схватках герои проявили величайшую доблесть и мужество. Ломались мечи и копья – спартанцы дрались руками и зубами, пока не погибли все до единого.
На месте битвы и сегодня стоит поставленный в древности памятник со стихами: «О путник, поведай спартанцам о нашей кончине: верны законам своим, мы здесь костьми полегли»
Вот, началось, персы начали входить в узкое горло пролива. Мы тоже поплыли навстречу персам, но для нашего плана еще время не наступило. Только когда наши корабли были совсем рядом с персами, наш центр стал табанить и замедлять ход. Линия, в которую были выстроены корабли, прогнулась полукругом. Какие же глупцы эти персы. Такую же тактику мы применили и при Марафоне. Увидев это, персы решили, что мы собираемся обратиться в бегство, поэтому они, разразившись громким кличем, перестроили свои суда клином и вошли в наш полукруг. Мы, однако, продолжали табанить. Сейчас должно произойти то, на что мы рассчитывали, и оно произошло. Внезапно во всем проливе началось волнение, и персидские корабли накренились. Волна накатилась на суда сзади, и некоторые из них, изменив курс, вышли из линии, обратившись бортом к нашим триерам. Вот он, наш час: «Вперед, о сыны Эллады! Освободите родную землю, освободите своих жен и детей, освободите храмы богов, которым поклонялись ваши отцы, освободите могилы своих предков. Сейчас вы сражаетесь за них всех!» С этими словами мы бросились в бой; обитые бронзой тараны наших триер, вспенивая воду, ломали весла и впивались в борта финикийских и ионийских кораблей. Наш полукруг стал сжиматься, круша персов.
Узкий пролив не давал возможности персам свободно маневрировать, поэтому бой шел «корабль на корабль». Нам удалось сохранить боевой строй, но для персов это было просто невозможно. Персидские корабли столпились в центре пролива, взятые в клещи нашими выдвинувшимися флангами. Персы попытались развернуться, не протаранив при этом друг друга, но это было безнадежно. Мы же легко находили себе жертвы среди кораблей, чуть отдалившихся от основного ядра.
Персидские моряки знали, что на них смотрит сам царь, и сражались храбро. Они осыпали дротиками палубы наших триер, а затем старались их протаранить. Вот ионийский корабль из Самофракии отошел от остальных персидских судов и пробил борт афинской триеры, однако не успел он освободиться и отойти от тонущего судна, как триера из Эгины обогнула мыс и захватила ионийцев врасплох. Покуда их собственный корабль шел на дно, отряд метателей дротиков сумел выбить наших моряков с палубы триеры. Несмотря на эти отдельные успехи, зажатый в проливе персидский флот находился в отчаянном положении. Его потрепанные корабли попытались оторваться от противника, но стоило им выйти из пролива, как их атаковал с фланга эгинский отряд, поджидавший в бухте Амбелаки. Афиняне, преследовавшие отступающих персов, также сеяли опустошение среди их кораблей.
Да, сегодня мы были как сама кара Зевса-громовержца. Мы не чувствовали жалости к оказавшимся за бортом вражеским морякам: подобрав весла или любое подвернувшееся под руку оружие, мы забивали до смерти или топили беспомощно барахтавшихся в воде врагов.