Яке враження справила Еліза на гостей пані Хіггінс? Чому помилки, яких припустилася квіткарка під час «світської розмови», гості сприйняли як віяння моди?
По кыргызским традициям, после рождения ребенка один праздник сменялся другим. Тому, кто первым сообщает радостную весть о рождении младенца - "суйунчу" - родственники должны были сделать небольшой денежный подарок, еще одно вознаграждение - "корундук" - вручалось за право увидеть малыша.
Выбор имени новорождённого тоже является целым ритуалом. По обычаю женщина не давала сама имя ребенку. Эту миссию возлагали на самого уважаемого человека в окружении или самому старшему в семье.
Через некоторое время в честь рождения ребенка устраивали торжество "бешик той" или скромное в окружении самых близких - "жентек".
Когда малыш начинал делать первые шаги, то проводили обряд обрезания пут "тушоо кесүү", а через несколько лет, если это мальчик, делали обрезание и проводили "сүннот той".
12-летие ребенка - "мүчол жаш"- справляли по-особенному, в более торжественной обстановке. Считалось, что он прожил свой первый цикл, поэтому родственники давали ему свое благословение, а среди подарков обязательно должен был быть красный платок или рубашка. Красный цвет означал, что подросток готовится к взрослой жизни.
На протяжении всей жизни каждый 12-летний цикл, а это 24 года, 36, 48 лет и далее, отмечались по-особенному. Считалось, что именно этот возраст является роковым и несет в себе много испытаний. Когда человек переходил этот рубеж, на день рождения ему продолжали дарить одежду красного цвета, а некоторые старые вещи он должен быть раздать другим.
Свадьба
Как и в любой культуре, свадьба у кыргызов считается самым красочным событием и даже превращается в целую серию торжеств. Если к девушке сватались, то стороны заранее обговаривали все условия свадьбы, размер "калыма" (выкуп). Родители ей устраивали "кыз узатуу" (проводы из родительского дома). Сваты привозили туда "кийит" (ценные подарки сватам) и отдавали "калым". После благословения родителей девушку увозили в дом жениха, где на нее надевали белый платок. В доме жениха уже проходило "нике" (религиозное бракосочетание), и им назначали "окул ата, окул эне" (посаженных родителей).
После первой брачной ночи родственницы проверяли белье, чтобы убедиться, что их невестка была девственницей. В таком случае матери девушки в благодарность за хорошее воспитание делали отдельный денежный подарок. На следующий день посмотреть невестку приезжали все новые родственники, при встрече она должна была поклониться им три раза. Со временем эта часть свадебной традиции забылась, и невестки кланяются только первые несколько дней.
Позднее его имя было оклеветано и обесчещено; архиепископ Кунинг осудил его как развратника с кафедры церкви Святой Вайбианы, и слова архиепископа быстро распространились по всему городу. Но до того, как его обесчестили и оклеветали, Жюль Мендельсон был, или, во всяком случае, казался, сильным мира сего: с респектабельной внешностью, удачно женатый и уважаемый всеми в той степени, в какой уважают очень богатых людей в Америке.
Имение Мендельсонов «Облака», величественно возвышающееся на горе над Лос-Анджелесом, пустует, но в нем поддерживается порядок, хотя массивные чугунные ворота, когда-то преграждающие вход в резиденцию в Уилтшире, покосились, их петли были сломаны хулиганами. Смотритель имения завесил ворота фанерными щитами, чтобы скрыть от глаз любопытных внутренний вид, но даже если бы можно было заглянуть сквозь них, то интересующиеся не увидели бы ни дома, ни сада, так как до них тянется аллея в несколько сот футов, которая делает крутой поворот направо перед домом. Оранжерея Паулины Мендельсон, где она выращивала орхидеи, совершенно запущена, но собачья конура сохранилась, и по-прежнему свора сторожевых собак охраняет имение по ночам.
Было время, когда люди говорили, что вид, открывающийся из «Облаков», самый красивый в городе. Памятуя об этом, Паулина Мендельсон переоборудовала одну из комнат особняка так, чтобы из нее открывался вид на восход солнца. Предполагалось, что здесь она и Жюль будут вместе завтракать, но они этого никогда не делали, за исключением одного раза. Из другой комнаты можно было полюбоваться закатом солнца над океаном, и здесь почти каждый вечер она и Жюль действительно встречались, чтобы выпить бокал вина и обсудить события дня перед переодеванием к обеду.
Возможно, никто никогда не вел себя более достойно во время скандала, чем Паулина Мендельсон. Все единодушно согласились с этим. Она держала голову высоко и не принимала ни сочувствий, ни насмешек. Город, или во всяком случае, та его часть, которая была вхожа в дом Мендельсонов, была вне себя от возмущения. Ничего столь ужасного не случалось здесь годами, если не считать происшествий в среде киношников, но никто из людей высшего света не знался с киношниками. Через год со времени событий, которые приковывали внимание города несколько месяцев, Паулина стала леди Сент-Винсент и переехала в Англию. Она не только быстро вышла замуж, но будучи одной из сестер Македоу, «замужних Македоу», как часто их называли газеты, вышла замуж очень выгодно, несмотря на ужасные обстоятельства. Говорят, что все следы ее жизни в качестве жены Жюля Мендельсона полностью стерлись, и что в новой жизни ее дом был закрыт для всех, кто знал ее в Лос-Анджелесе, даже для Роуз Кливеден, а ведь Бог свидетель, что если кто и был лучшей подругой Паулины Мендельсон, так это Роуз Кливеден.
Надо заметить, что в течение двадцати лет «Облака» переживали блестящие времена. Достаточно было заглянуть в книгу регистрации гостей, когда та была выставлена на аукционе «Бутбис», наряду с мебелью, личными вещами и, конечно же, с замечательной коллекцией произведений искусства, чтобы понять насколько ненасытен был аппетит Паулины Мендельсон к тем, кого она называла «интересными людьми». Что касается картин, или аукциона картин, то в мире искусства страсти бушуют и поныне. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке заявляет, что коллекция была обещана ему. Окружной музей Лос-Анджелеса заявляет свои права, впрочем, и музей «Кимбол» в Форт-Уэрте рассчитывает на их получение. Есть и другие музеи и галереи, претендующие на картины. Это было типично для Жюля Мендельсона. Ему нравилось, что директора музеев звонят ему, ищут с ним встреч, «обхаживают» его, как он сам называл это, любил слушать, как они превозносят его превосходную коллекцию. Он наслаждался, водя их по залам и комнатам своего особняка, рассказывая о происхождении каждой картины, об этапе творчества того или иного художника, когда была написана картина. Ему нравилось заставлять каждого из его посетителей думать, что именно его музею будет передана коллекция со временем. И он действительно намеревался передать ее какому-нибудь музею, потому что, как часто заявлял в интервью, он не хочет разбивать коллекцию. Он также говорил, что откладывает деньги для строительства при каком-нибудь музее особого крыла, «Крыла Жюля Мендельсона», для размещения своей коллекции. Но факт остается фактом: он не сделал никаких распоряжений, касающихся коллекции, хотя собирался, также как не сделал завещательных распоряжений в отношении Фло Марч, или бедняжки Фло, как ее стали называть. Именно Паулина решила разбить коллекцию и выставить ее на аукцион, наряду с мебелью и личными вещами, но исключить из коллекции картину Ван Гога «Белые розы» и бронзовую статуэтку четырнадцатилетней балерины Дега с подлинной розовой лентой на волосах, которые, как говорят, установлены теперь в аббатстве Килмартин в Уилтшире.
Традиции, связанные с рождением ребенка
По кыргызским традициям, после рождения ребенка один праздник сменялся другим. Тому, кто первым сообщает радостную весть о рождении младенца - "суйунчу" - родственники должны были сделать небольшой денежный подарок, еще одно вознаграждение - "корундук" - вручалось за право увидеть малыша.
Выбор имени новорождённого тоже является целым ритуалом. По обычаю женщина не давала сама имя ребенку. Эту миссию возлагали на самого уважаемого человека в окружении или самому старшему в семье.
Через некоторое время в честь рождения ребенка устраивали торжество "бешик той" или скромное в окружении самых близких - "жентек".
Когда малыш начинал делать первые шаги, то проводили обряд обрезания пут "тушоо кесүү", а через несколько лет, если это мальчик, делали обрезание и проводили "сүннот той".
12-летие ребенка - "мүчол жаш"- справляли по-особенному, в более торжественной обстановке. Считалось, что он прожил свой первый цикл, поэтому родственники давали ему свое благословение, а среди подарков обязательно должен был быть красный платок или рубашка. Красный цвет означал, что подросток готовится к взрослой жизни.
На протяжении всей жизни каждый 12-летний цикл, а это 24 года, 36, 48 лет и далее, отмечались по-особенному. Считалось, что именно этот возраст является роковым и несет в себе много испытаний. Когда человек переходил этот рубеж, на день рождения ему продолжали дарить одежду красного цвета, а некоторые старые вещи он должен быть раздать другим.
Свадьба
Как и в любой культуре, свадьба у кыргызов считается самым красочным событием и даже превращается в целую серию торжеств. Если к девушке сватались, то стороны заранее обговаривали все условия свадьбы, размер "калыма" (выкуп). Родители ей устраивали "кыз узатуу" (проводы из родительского дома). Сваты привозили туда "кийит" (ценные подарки сватам) и отдавали "калым". После благословения родителей девушку увозили в дом жениха, где на нее надевали белый платок. В доме жениха уже проходило "нике" (религиозное бракосочетание), и им назначали "окул ата, окул эне" (посаженных родителей).
После первой брачной ночи родственницы проверяли белье, чтобы убедиться, что их невестка была девственницей. В таком случае матери девушки в благодарность за хорошее воспитание делали отдельный денежный подарок. На следующий день посмотреть невестку приезжали все новые родственники, при встрече она должна была поклониться им три раза. Со временем эта часть свадебной традиции забылась, и невестки кланяются только первые несколько дней.
Позднее его имя было оклеветано и обесчещено; архиепископ Кунинг осудил его как развратника с кафедры церкви Святой Вайбианы, и слова архиепископа быстро распространились по всему городу. Но до того, как его обесчестили и оклеветали, Жюль Мендельсон был, или, во всяком случае, казался, сильным мира сего: с респектабельной внешностью, удачно женатый и уважаемый всеми в той степени, в какой уважают очень богатых людей в Америке.
Имение Мендельсонов «Облака», величественно возвышающееся на горе над Лос-Анджелесом, пустует, но в нем поддерживается порядок, хотя массивные чугунные ворота, когда-то преграждающие вход в резиденцию в Уилтшире, покосились, их петли были сломаны хулиганами. Смотритель имения завесил ворота фанерными щитами, чтобы скрыть от глаз любопытных внутренний вид, но даже если бы можно было заглянуть сквозь них, то интересующиеся не увидели бы ни дома, ни сада, так как до них тянется аллея в несколько сот футов, которая делает крутой поворот направо перед домом. Оранжерея Паулины Мендельсон, где она выращивала орхидеи, совершенно запущена, но собачья конура сохранилась, и по-прежнему свора сторожевых собак охраняет имение по ночам.
Было время, когда люди говорили, что вид, открывающийся из «Облаков», самый красивый в городе. Памятуя об этом, Паулина Мендельсон переоборудовала одну из комнат особняка так, чтобы из нее открывался вид на восход солнца. Предполагалось, что здесь она и Жюль будут вместе завтракать, но они этого никогда не делали, за исключением одного раза. Из другой комнаты можно было полюбоваться закатом солнца над океаном, и здесь почти каждый вечер она и Жюль действительно встречались, чтобы выпить бокал вина и обсудить события дня перед переодеванием к обеду.
Возможно, никто никогда не вел себя более достойно во время скандала, чем Паулина Мендельсон. Все единодушно согласились с этим. Она держала голову высоко и не принимала ни сочувствий, ни насмешек. Город, или во всяком случае, та его часть, которая была вхожа в дом Мендельсонов, была вне себя от возмущения. Ничего столь ужасного не случалось здесь годами, если не считать происшествий в среде киношников, но никто из людей высшего света не знался с киношниками. Через год со времени событий, которые приковывали внимание города несколько месяцев, Паулина стала леди Сент-Винсент и переехала в Англию. Она не только быстро вышла замуж, но будучи одной из сестер Македоу, «замужних Македоу», как часто их называли газеты, вышла замуж очень выгодно, несмотря на ужасные обстоятельства. Говорят, что все следы ее жизни в качестве жены Жюля Мендельсона полностью стерлись, и что в новой жизни ее дом был закрыт для всех, кто знал ее в Лос-Анджелесе, даже для Роуз Кливеден, а ведь Бог свидетель, что если кто и был лучшей подругой Паулины Мендельсон, так это Роуз Кливеден.
Надо заметить, что в течение двадцати лет «Облака» переживали блестящие времена. Достаточно было заглянуть в книгу регистрации гостей, когда та была выставлена на аукционе «Бутбис», наряду с мебелью, личными вещами и, конечно же, с замечательной коллекцией произведений искусства, чтобы понять насколько ненасытен был аппетит Паулины Мендельсон к тем, кого она называла «интересными людьми». Что касается картин, или аукциона картин, то в мире искусства страсти бушуют и поныне. Музей «Метрополитен» в Нью-Йорке заявляет, что коллекция была обещана ему. Окружной музей Лос-Анджелеса заявляет свои права, впрочем, и музей «Кимбол» в Форт-Уэрте рассчитывает на их получение. Есть и другие музеи и галереи, претендующие на картины. Это было типично для Жюля Мендельсона. Ему нравилось, что директора музеев звонят ему, ищут с ним встреч, «обхаживают» его, как он сам называл это, любил слушать, как они превозносят его превосходную коллекцию. Он наслаждался, водя их по залам и комнатам своего особняка, рассказывая о происхождении каждой картины, об этапе творчества того или иного художника, когда была написана картина. Ему нравилось заставлять каждого из его посетителей думать, что именно его музею будет передана коллекция со временем. И он действительно намеревался передать ее какому-нибудь музею, потому что, как часто заявлял в интервью, он не хочет разбивать коллекцию. Он также говорил, что откладывает деньги для строительства при каком-нибудь музее особого крыла, «Крыла Жюля Мендельсона», для размещения своей коллекции. Но факт остается фактом: он не сделал никаких распоряжений, касающихся коллекции, хотя собирался, также как не сделал завещательных распоряжений в отношении Фло Марч, или бедняжки Фло, как ее стали называть. Именно Паулина решила разбить коллекцию и выставить ее на аукцион, наряду с мебелью и личными вещами, но исключить из коллекции картину Ван Гога «Белые розы» и бронзовую статуэтку четырнадцатилетней балерины Дега с подлинной розовой лентой на волосах, которые, как говорят, установлены теперь в аббатстве Килмартин в Уилтшире.