Чем были вооружена терракотовая армия?​

Кого из нас не обижали? Кто не обижал сам? Таких людей просто нет. Отличает нас друг от друга иное - умение или неумение прощать. «На обиженном воду возят» - в этой пословице показано негативное отношение к человеку, не забывать обиды. Да и самому обиженному тяжело носить в себе свою обиду. Поэтому стоит научиться прощать людей.
Отношения между людьми складываются по-разному. Мы совершаем разные поступки: хорошие и плохие друг другу в делах, исполняем желания, выполняем Но случается, лжём, не можем сделать обещанного, поступаем наперекор, ссоримся. Часто мы обижаем любимых людей, сгоряча говорим так, как совсем не думаем. Мы делаем человеку больно, и обижаем его, возможно, не замечая этого. Если он дорог нам, нужно постараться загладить свою вину, извиниться.
Все люди разные, с разными характерами и темпераментом. Каждый обижается, прощает и умеет просить прощения по-своему. Ранимые, чувствительные люди обижаются быстро. Даже мелочи, которые не стоят внимания, шутки они воспринимают серьёзно. Но так же быстро они умеют понять и простить обидчика, потому что тяжело переносят негативные эмоции. Людей же холодных, сухих, скупых на эмоции обидеть сложно. С одной стороны, это хорошо: они защищены от лишних переживаний. С другой стороны, такие люди сами могут сильно обидеть.
Умение просить прощения и прощать - признак сильной личности. Ведь это преодоление своего гнева и признание собственных ошибок.
Прощать обиды необходимо. Когда мы обижены, у нас испорчено настроение, нет улыбки на лице, понижен тонус. А в подавленном состоянии мы сами можем причинить боль. «Прости…». Иногда это слово утихомирить самые разыгравшиеся конфликты. Оно проникать в самые глубины нашей души, если оно было сказано с искренностью. «Прости»… Сказав это слово, мы словно освобождаемся от оков, которые были столь тягостны. От этого слова в нашей душе утихают все бури, замирают вьюги. И сердце словно оживает от обыденности и печал

Николаевское правительство попыталось раз­работать собственную идеологию и внедрить ее в школы, университеты, печать. Главным идеоло­гом самодержавия стал министр народного про­свещения граф С. С. Уваров, выдвинувший тео­рию «официальной народности» («самодержавие, православие, народность» ) . По этой теории пас­сивность народа, наблюдавшаяся в первой поло­вине XIX в. , представлялась в качестве самобыт­ных, исконных черт русского характера, а дворянско-интеллигентская революционность изобра­жалась как испорченность образованной части об­щества влиянием чуждых России западных идей. В сочинениях официальных писателей восхваля­лись существующие в России порядки, «самобыт­ная» Россия противопоставлялась «растленному» Западу. Для многих здравомыслящих людей бы­ла очевидна надуманность казенной «теории» , од­нако открыто об этом не говорили. Поэтому та­кое сильное впечатление произвело на современ­ников опубликованное в 1836 г. в журнале «Те­лескоп» «Философическое письмо» П. Я. Чаадае­ва, который с горечью и негодованием говорил об изоляции России от идейных течений Запада, о духовном застое, навязанном правительством. По распоряжению царя Чаадаев был объявлен сума­сшедшим.
В царствование Николая сложился громадный бюрократический аппарат. Появлялись новые министерства, ведомства; к 1857 г. число чинов­ников выросло в пять раз по сравнению с нача­лом века. Бюрократическое управление, отличающееся канцелярской волокитой и бумагомарательством, породило круговую безответственность за принятые решения: мелкие чиновники готовили доклады, начальники, не вникая, подписывали — в итоге никто ни за что не отвечал. К тому же министрами нередко становились армейские ге­нералы, мало знакомые с деятельностью вверен­ного им министерства. «Россией правят столона­чальники» , — сказал однажды Николай, подме­тив роль среднего чиновничества в решении раз­ных дел. Бюрократия четко соблюдала свои ин­тересы, выдавая их за государственные нужды; разрастались штаты министерств и ведомств, а вместе с ними — внешнеполитические амбиции и военные расходы. При этом наука, культура и образование финансировались крайне скудно. Пре­дел всевластию бюрократии мог быть положен только введением подлинно конституционного строя.