Наука в XIX в. продолжает восприниматься как классическая система знаний, как единая система наук, основные идеи и принципы которой считаются окончательно установленными и незыблемыми. Происходит дифференциация отдельных отраслей научных знаний на более узкие специальные отрасли (например, в самостоятельные науки выделяются экспериментальная психология, социология, культурология) и в то же время - интеграция наук (именно в это время возникает астрофизика, биохимия, физическая химия, геохимия) , оформляется и новая отрасль знаний - технические науки. В течение столетия были сделаны неслыханную ранее количество открытий, а на основе накопленного экспериментального, аналитического материала разработан обобщающие теории. К концу XIX в. в общественном сознании складывается убеждение, что картина мира в общих чертах уже достаточно ясно установлена наукой, что дальнейшее развитие научного знания призван лишь уточнять контуры этой картины и раскрывать немногочисленные «белые пятна» , которые остались в ней. Когда в 1889 г. будущий гениальный физик-теоретик, основоположник квантовой физики, Макс Планк решил работать в области теоретической физики, его учитель сказал ему: «Молодой человек, зачем вы теряете свое будущее? Ведь теоретическая физика закончена. Можно только вычислять отдельные случаи. Но следует отдавать такому делу свою жизнь? » В действительности же классическая наука XIX в. стала не венцом познания, а фундаментом нового революционного прорыва. В 1895 г. немецкий ученый В. Рентген открыл лучи, которые сейчас носят его имя. Вслед за ним французские ученые А. Беккерель, Пьер и Мария Кюри открыли явление радиоактивного распада, а английский физик Э. Резерфорд установил, что при распаде радиоактивных элементов выделяются альфа, бета и гамма-лучи, а затем он вместе с Содди предложил общую теорию радиоактивности . Мир был потрясен: неделимости атома пришел конец, осталось лишь заглянуть в него и представить себе его строение. Вскоре тем же Резерфордом была предложена, а датчанином Н. Бором уточнена «планетарная» модель атома. И, наконец, классические представления человечества о времени и пространстве были разрушены теорией относительности Альберта Эйнштейна.
После: Внешняя политика при Петре I была делом сиюминутным, чисто тактическим. Характерная ее черта – резкий поворот от наметившегося при Федоре и Софье сближения с католическим миром в сторону протестантских стран. Еще один парадокс Петра состоит в том, что он, с одной стороны, потакал православному духовенству в расправах над "иноверцами" (при Петре вновь начались публичные сожжения "еретиков", чего Русь, за редчайшими исключениями, не знала последние 250 лет) , с другой - всю свою жизнь искал дружбы исключительно с протестантами, которых православные считали страшными еретиками. После смерти Петра не осталось каких-либо прочных и выгодных для России военно-дипломатических союзов, если не считать не принесших никакой пользы браков царской дочери и двух племянниц с иностранными князьками. Результат - изоляция и тупик на международной арене. Начинать построение вменяемой внешней политики с нуля пришлось Екатерине II
Внешняя политика при Петре I была делом сиюминутным, чисто тактическим. Характерная ее черта – резкий поворот от наметившегося при Федоре и Софье сближения с католическим миром в сторону протестантских стран. Еще один парадокс Петра состоит в том, что он, с одной стороны, потакал православному духовенству в расправах над "иноверцами" (при Петре вновь начались публичные сожжения "еретиков", чего Русь, за редчайшими исключениями, не знала последние 250 лет) , с другой - всю свою жизнь искал дружбы исключительно с протестантами, которых православные считали страшными еретиками.
После смерти Петра не осталось каких-либо прочных и выгодных для России военно-дипломатических союзов, если не считать не принесших никакой пользы браков царской дочери и двух племянниц с иностранными князьками. Результат - изоляция и тупик на международной арене.
Начинать построение вменяемой внешней политики с нуля пришлось Екатерине II