Познакомившись с самыми необходимыми элементами бытия – пищей, питьем и одеждой, – коротко коснемся и иных сторон жизни восточных славян, обратив внимание на их рукотворчество, которое называлось и рукоремеслом.
Глиняная обожженная посуда, сделанная иногда вручную, но чаще на гончарном круге, являет нам и корчаги, и кринки, и миски, и чашки, и даже игрушечную детскую посуду. Изделия из металла выковывались кузнецами, железо для которых выплавлялось из болотных, озерных и дерновых руд в специальных домнах, называемых крицами. Домники, или кричники, отдавали железо кузнецам, и те делали из него сошники и серпы, оковки для лопат, ножи и гвозди, подковы и стремена, ключи и замки, скобы и косы. Для воинов ковались мечи, боевые топоры, наконечники стрел и копья, кольчуги и шлемы, щиты и нагрудники, а позже – поручи и поножи.
Немало обиходных предметов – от котлов до булавок – делалось из меди, а серебряных и золотых дел мастера изготавливали множество прекрасных украшений и предметов роскоши – колец, серег, называемых височными кольцами, ковшей и кубков, пряжек и наградных цепей и ожерелий.
Кроме доменщиков, кузнецов и ювелиров известны (уже из летописей и сказаний) скорняки-кожевники – «усмари», потому что выделанная кожа называлась «усма». Это – сафьянники, сапожники, седельники, тульники, делавшие колчаны («колчан» по-древнерусски – «тула»). А самым распространенным строительным материалом было дерево. Древнюю Русь часто называли «деревянной», противопоставляя ее «каменной» Европе. Потому и самым распространенным ремеслом было «плотницкое дело».
Из дерева строились дома и кремли, мосты, позднее – церкви, хотя издавна в ходу были и кирпич и черепица.
Все изделия ремесленников можно было купить или обменять на торжищах. Торговые и обменные пункты назывались у восточных славян погостами – от слова «погостить», отсюда же произошло слово «гость» – в значении «купец». Больше всего погостов было на берегах главной торговой дороги – Днепра. С течением времени на погостах стали устраиваться ярмарки. (Это слово пришло из немецкого языка: «яр» – год и «маркт» – торговля, – так как в Новгороде чаще всего бывали немецкие купцы.) Однако ярмарки собирались не раз в год, а гораздо чаще, как правило, открывались они в пятницу, и именно в этот день торговцы брали товар, а с появлением денег – и деньги под честное слово. Отсюда (одна из многих версий) происходит пословица «семь пятниц на неделе».
Таким вот в самых общих чертах было телесное, или, как стали говорить позже, материальное, бытие. Однако не хлебом единым жил человек, ибо кроме этого был он существом духовным, что и отличало его от всех иных живых созданий, обитающих на Земле.
В отличие от них он задумывался над тем, кто он и что есть мир, существующий вокруг него.
Це, власне, й пишуть про нього в некрологах. За життя, однак, багато хто ставив питання: як він міг, блискучий історик, залишатися членом Комуністичної партії Британії аж до самого її (компартії) саморозпуску 1991 року, тоді як безліч британських комуністів-інтелектуалів вийшли з неї ще після Будапешта 1956 року чи Праги 1968-го? У суспільній пам’яті Гобсбавм пов’язаний із епізодом, який стався вже після розпуску компартії: в інтерв’ю з Майклом Іґнатьєвим 1994 року Гобсбавм виправдовував свою довічну вірність комунізмові тим, що той обіцяв нормальне майбутнє – і якби йому (комунізмові) таки вдалося виконати цю обіцянку, то десятки мільйонів жертв совєтського терору були б цілком виправданими.
Ми ніколи не дізнаємося, чи Гобсбавм думав це насправді, чи відбивався від незручних питань епатажними відповідями. Його майбутнім біографам доведеться додумувати за нього. Що можна виключити одразу, то це наївність у стилі Вольтерового Панґлоса, що все на краще у цьому найкращому з можливих світів. Гобсбавм не лише писав про «коротке двадцяте століття» з його війнами і кризами, а й прожив його, «від а до я», і тому не вірив у щасливий кінець історії.
Глиняная обожженная посуда, сделанная иногда вручную, но чаще на гончарном круге, являет нам и корчаги, и кринки, и миски, и чашки, и даже игрушечную детскую посуду. Изделия из металла выковывались кузнецами, железо для которых выплавлялось из болотных, озерных и дерновых руд в специальных домнах, называемых крицами. Домники, или кричники, отдавали железо кузнецам, и те делали из него сошники и серпы, оковки для лопат, ножи и гвозди, подковы и стремена, ключи и замки, скобы и косы. Для воинов ковались мечи, боевые топоры, наконечники стрел и копья, кольчуги и шлемы, щиты и нагрудники, а позже – поручи и поножи.
Немало обиходных предметов – от котлов до булавок – делалось из меди, а серебряных и золотых дел мастера изготавливали множество прекрасных украшений и предметов роскоши – колец, серег, называемых височными кольцами, ковшей и кубков, пряжек и наградных цепей и ожерелий.
Кроме доменщиков, кузнецов и ювелиров известны (уже из летописей и сказаний) скорняки-кожевники – «усмари», потому что выделанная кожа называлась «усма». Это – сафьянники, сапожники, седельники, тульники, делавшие колчаны («колчан» по-древнерусски – «тула»). А самым распространенным строительным материалом было дерево. Древнюю Русь часто называли «деревянной», противопоставляя ее «каменной» Европе. Потому и самым распространенным ремеслом было «плотницкое дело».
Из дерева строились дома и кремли, мосты, позднее – церкви, хотя издавна в ходу были и кирпич и черепица.
Все изделия ремесленников можно было купить или обменять на торжищах. Торговые и обменные пункты назывались у восточных славян погостами – от слова «погостить», отсюда же произошло слово «гость» – в значении «купец». Больше всего погостов было на берегах главной торговой дороги – Днепра. С течением времени на погостах стали устраиваться ярмарки. (Это слово пришло из немецкого языка: «яр» – год и «маркт» – торговля, – так как в Новгороде чаще всего бывали немецкие купцы.) Однако ярмарки собирались не раз в год, а гораздо чаще, как правило, открывались они в пятницу, и именно в этот день торговцы брали товар, а с появлением денег – и деньги под честное слово. Отсюда (одна из многих версий) происходит пословица «семь пятниц на неделе».
Таким вот в самых общих чертах было телесное, или, как стали говорить позже, материальное, бытие. Однако не хлебом единым жил человек, ибо кроме этого был он существом духовным, что и отличало его от всех иных живых созданий, обитающих на Земле.
В отличие от них он задумывался над тем, кто он и что есть мир, существующий вокруг него.
Це, власне, й пишуть про нього в некрологах. За життя, однак, багато хто ставив питання: як він міг, блискучий історик, залишатися членом Комуністичної партії Британії аж до самого її (компартії) саморозпуску 1991 року, тоді як безліч британських комуністів-інтелектуалів вийшли з неї ще після Будапешта 1956 року чи Праги 1968-го? У суспільній пам’яті Гобсбавм пов’язаний із епізодом, який стався вже після розпуску компартії: в інтерв’ю з Майклом Іґнатьєвим 1994 року Гобсбавм виправдовував свою довічну вірність комунізмові тим, що той обіцяв нормальне майбутнє – і якби йому (комунізмові) таки вдалося виконати цю обіцянку, то десятки мільйонів жертв совєтського терору були б цілком виправданими.
Ми ніколи не дізнаємося, чи Гобсбавм думав це насправді, чи відбивався від незручних питань епатажними відповідями. Його майбутнім біографам доведеться додумувати за нього. Що можна виключити одразу, то це наївність у стилі Вольтерового Панґлоса, що все на краще у цьому найкращому з можливих світів. Гобсбавм не лише писав про «коротке двадцяте століття» з його війнами і кризами, а й прожив його, «від а до я», і тому не вірив у щасливий кінець історії.
рик Гобсбавм (9 червня 1917–1 жовтня 2012)