В. Брюсов писал: "Где нет тайности в чувстве, нет искусства. Для кого все в мире просто, понятно, постижимо, тот не может быть художником" ("Ключи тайн"). Ключом же к тайне является символ.
В отличие от предшественников – реалистов – символисты отказались от слов в их прямых значениях, то есть, говоря словами З. Гиппиус, от слов "здешних", и обратились к лексике отвлеченной, "нездешней" – к символам. Одной из особенностей поэзии символистов является интерес к мистическому содержанию слов. "Символика говорит исполненным намеков и недомолвок, неясным голосом сирены или глухим голосом сибиллы, вызывающим предчувствие" (К. Бальмонт "Элементарные слова о символической поэзии", 1900).
Символы призваны проникнуть в суть скрытых явлений, проникнуть из мира бытового в мир бытийный. По определению Вяч. Иванова, символы – это "знаки иной действительности". Символ увеличивает, расширяет смысл каждого слова, всего текста. Символ у символистов – не отражение, а знак иной действительности, он связывает земное, эмпирическое с мирами трансцендентными, с глубинами духа и души, с вечным. Символ многосмыслен, неопределенен и потому теснее связан с областью тайного.
У символа же значений всегда много, мы улавливаем только некоторые из них. Вяч. Иванов писал о том, что символ не только "многолик и многозначен", но еще и "всегда темен в последней глубине". То есть сколько бы значений символического слова мы ни называли, в нем остается еще что-то, быть может, самое существенное.
О том, что скрывалось за исторической фразой Ельцина, рассказывает доктор исторических наук, заместитель директора Фонда Ельцина Евгений Волк:
— Эти слова были с удовольствием подхвачены руководствами автономий, а политические противники первого президента поспешили обвинить его в попытках развалить Российскую Федерацию. И те, и другие предпочли проигнорировать вторую часть ельцинской цитаты: «Но вы находитесь в центре России — и об этом нужно подумать». Почему же руководитель самой крупной республики в составе СССР призвал автономии к большей суверенизации? Думается, что Ельцин уже тогда понимал, что подлинной федерации не может быть без широких прав субъектов, ее составляющих. Иначе федеративное устройство будет пустой фразой, прикрывающей жесткую централизацию и диктат союзного руководства, как это было в Советском Союзе. Но были и другие причины, чрезвычайно важные в тактическом и даже стратегическом отношении.
В. Брюсов писал: "Где нет тайности в чувстве, нет искусства. Для кого все в мире просто, понятно, постижимо, тот не может быть художником" ("Ключи тайн"). Ключом же к тайне является символ.
В отличие от предшественников – реалистов – символисты отказались от слов в их прямых значениях, то есть, говоря словами З. Гиппиус, от слов "здешних", и обратились к лексике отвлеченной, "нездешней" – к символам. Одной из особенностей поэзии символистов является интерес к мистическому содержанию слов. "Символика говорит исполненным намеков и недомолвок, неясным голосом сирены или глухим голосом сибиллы, вызывающим предчувствие" (К. Бальмонт "Элементарные слова о символической поэзии", 1900).
Символы призваны проникнуть в суть скрытых явлений, проникнуть из мира бытового в мир бытийный. По определению Вяч. Иванова, символы – это "знаки иной действительности". Символ увеличивает, расширяет смысл каждого слова, всего текста. Символ у символистов – не отражение, а знак иной действительности, он связывает земное, эмпирическое с мирами трансцендентными, с глубинами духа и души, с вечным. Символ многосмыслен, неопределенен и потому теснее связан с областью тайного.
У символа же значений всегда много, мы улавливаем только некоторые из них. Вяч. Иванов писал о том, что символ не только "многолик и многозначен", но еще и "всегда темен в последней глубине". То есть сколько бы значений символического слова мы ни называли, в нем остается еще что-то, быть может, самое существенное.
О том, что скрывалось за исторической фразой Ельцина, рассказывает доктор исторических наук, заместитель директора Фонда Ельцина Евгений Волк:
— Эти слова были с удовольствием подхвачены руководствами автономий, а политические противники первого президента поспешили обвинить его в попытках развалить Российскую Федерацию. И те, и другие предпочли проигнорировать вторую часть ельцинской цитаты: «Но вы находитесь в центре России — и об этом нужно подумать». Почему же руководитель самой крупной республики в составе СССР призвал автономии к большей суверенизации? Думается, что Ельцин уже тогда понимал, что подлинной федерации не может быть без широких прав субъектов, ее составляющих. Иначе федеративное устройство будет пустой фразой, прикрывающей жесткую централизацию и диктат союзного руководства, как это было в Советском Союзе. Но были и другие причины, чрезвычайно важные в тактическом и даже стратегическом отношении.
Объяснение: