Историк XIX века Михаил Погодин писал: «Мы просыпаемся. Какой нынче день? — 18 сентября 1840 года. Петр велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от января. Пора одеваться — наше платье сшито по фасону, данному первоначально Петром, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец, которых он развел. Попадается на глаза книга — Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее — этот язык при Петре сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный. Приносят вам газеты — Петр Великий начал их издание. Вам нужно купить разные вещи — все они, от шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом. Одни выписаны им, другие введены им в употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по его каналу, по его дороге. За обедом, от соленых сельдей до картофеля, который сенатским указом указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости — это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам, допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого. Пойдем в университет — первое светское училище учреждено Петром Великим. <…> Мы не можем открыть своих глаз, не можем сдвинуться, не можем оборотиться ни в одну из сторон без того, чтобы не встретился с нами Петр: дома, на улице, в церкви, в училище, в суде, в полку, на гулянье, все он, всякий день, всякую минуту, на всяком шагу!»
Ни об одном позднейшем правителе России нельзя сказать ничего подобного. Даже теперь, в XXI веке, мы не можем опровергнуть Погодина. Мы до сих пор находим начала, истоки, причины, уводящие нас к Петру — истинному демиургу, основателю русского культурного существования.
Многие явления культуры были именно инициированы Петром, они были привнесены в русскую жизнь по его воле, по его инициативе. Более того, озирая все, что он создал, учредил, изменил всего за четверть века, отмечая эту необыкновенную кучность, густоту привнесенных в русскую жизнь культурных новаций, мы не можем не признать, что, придя в мир, Петр как будто реализовывал некую программу. Первым, кто это заметил, был Петр Чаадаев, который в «Апологии сумасшедшего» писал: «Наше громадное развитие есть только осуществление этой великолепной программы. <…> Высокий ум этого необыкновенного человека безошибочно угадал, какова должна быть наша исходная точка на пути цивилизации и всемирного умственного движения».
Уже современники поражались, глядя на Петра: внешне и внутренне он казался выходцем из какого-то другого мира, непривычного для традиционной России. Кому-то он казался вообще Антихристом, кому-то — нерусским, подмененным, иностранцем. Между тем его культурные инициативы были непосредственно связаны с тогдашней жизнью России и личным опытом Петра.
Во-первых, политическая судьба юного Петра была очень драматична, если не сказать трагична. Она принесла ему столько страхов, разочарований, огорчений, что в культурной ориентации на Запад, в отрицании традиционного московского порядка он видел собственное . И видел будущее врученной ему державы, скорейшее преодоление ею видимого всем отставания. Он говорил, что легче строить новое, чем чинить старое, и действовал резко, спрямляя путь своей страны в историю.
Как выразительно писал тот же Чаадаев, «…он хорошо понял, что… нам незачем задыхаться в нашей истории и незачем тащиться, подобно западным народам, чрез хаос национальных предрассудков, по узким тропинкам местных идей, по изрытым колеям туземной традиции, что мы должны свободным порывом наших внутренних сил, энергическим усилием национального сознания овладеть предназначенной нам судьбой. И вот он освободил нас от всех этих пережитков … он открыл наш ум всем великим и прекрасным идеям, какие существуют среди людей…».
Культурные инициативы Петра были следствием его решительного отрицания культуры Московии, современной ему России с характерным для нее глубоким уважением к отеческой старине, традициям, православной вере, стародедовским обычаям. Отсюда привычное для Петра постоянное принижение московского, старорусского начала, высмеивание его как дикости, суеверия. Отсюда и его противопоставление старины и новизны, регулярного Петербурга с его прямыми улицами и хаотичной Москвы с ее тупичками, которые несли ему опасность, угрозу, России — и Запада. Это противопоставление проходит по всей его жизни
Историк XIX века Михаил Погодин писал: «Мы просыпаемся. Какой нынче день? — 18 сентября 1840 года. Петр велел считать годы от Рождества Христова, Петр Великий велел считать месяцы от января. Пора одеваться — наше платье сшито по фасону, данному первоначально Петром, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он, шерсть настрижена с овец, которых он развел. Попадается на глаза книга — Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начнете читать ее — этот язык при Петре сделался письменным, литературным, вытеснив прежний, церковный. Приносят вам газеты — Петр Великий начал их издание. Вам нужно купить разные вещи — все они, от шейного платка до сапожной подошвы, будут напоминать вам о Петре Великом. Одни выписаны им, другие введены им в употребление, улучшены, привезены на его корабле, в его гавань, по его каналу, по его дороге. За обедом, от соленых сельдей до картофеля, который сенатским указом указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить вам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости — это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам, допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого. Пойдем в университет — первое светское училище учреждено Петром Великим. <…> Мы не можем открыть своих глаз, не можем сдвинуться, не можем оборотиться ни в одну из сторон без того, чтобы не встретился с нами Петр: дома, на улице, в церкви, в училище, в суде, в полку, на гулянье, все он, всякий день, всякую минуту, на всяком шагу!»
Ни об одном позднейшем правителе России нельзя сказать ничего подобного. Даже теперь, в XXI веке, мы не можем опровергнуть Погодина. Мы до сих пор находим начала, истоки, причины, уводящие нас к Петру — истинному демиургу, основателю русского культурного существования.
Многие явления культуры были именно инициированы Петром, они были привнесены в русскую жизнь по его воле, по его инициативе. Более того, озирая все, что он создал, учредил, изменил всего за четверть века, отмечая эту необыкновенную кучность, густоту привнесенных в русскую жизнь культурных новаций, мы не можем не признать, что, придя в мир, Петр как будто реализовывал некую программу. Первым, кто это заметил, был Петр Чаадаев, который в «Апологии сумасшедшего» писал: «Наше громадное развитие есть только осуществление этой великолепной программы. <…> Высокий ум этого необыкновенного человека безошибочно угадал, какова должна быть наша исходная точка на пути цивилизации и всемирного умственного движения».
Уже современники поражались, глядя на Петра: внешне и внутренне он казался выходцем из какого-то другого мира, непривычного для традиционной России. Кому-то он казался вообще Антихристом, кому-то — нерусским, подмененным, иностранцем. Между тем его культурные инициативы были непосредственно связаны с тогдашней жизнью России и личным опытом Петра.
Во-первых, политическая судьба юного Петра была очень драматична, если не сказать трагична. Она принесла ему столько страхов, разочарований, огорчений, что в культурной ориентации на Запад, в отрицании традиционного московского порядка он видел собственное . И видел будущее врученной ему державы, скорейшее преодоление ею видимого всем отставания. Он говорил, что легче строить новое, чем чинить старое, и действовал резко, спрямляя путь своей страны в историю.
Как выразительно писал тот же Чаадаев, «…он хорошо понял, что… нам незачем задыхаться в нашей истории и незачем тащиться, подобно западным народам, чрез хаос национальных предрассудков, по узким тропинкам местных идей, по изрытым колеям туземной традиции, что мы должны свободным порывом наших внутренних сил, энергическим усилием национального сознания овладеть предназначенной нам судьбой. И вот он освободил нас от всех этих пережитков … он открыл наш ум всем великим и прекрасным идеям, какие существуют среди людей…».
Культурные инициативы Петра были следствием его решительного отрицания культуры Московии, современной ему России с характерным для нее глубоким уважением к отеческой старине, традициям, православной вере, стародедовским обычаям. Отсюда привычное для Петра постоянное принижение московского, старорусского начала, высмеивание его как дикости, суеверия. Отсюда и его противопоставление старины и новизны, регулярного Петербурга с его прямыми улицами и хаотичной Москвы с ее тупичками, которые несли ему опасность, угрозу, России — и Запада. Это противопоставление проходит по всей его жизни