Позднейшим летописям Шлецер не придавал значения, так как по его словам Иван Грозный заставил молчать всех писателей временников. Но они влачили еще свое существование пока не явилась на свет тайная канцелярия. Хотя временники, говорит он, следуя Татищеву, начали очевидно упадать при царе Иване Васильевиче Грозном, но царь Алексей Михайлович отбил охоту к летописанию, учреждением тайной канцелярии, этой политической инквизиции, столь же бесчеловечной, как и бывший вестфальский тайный суд или испанская тайная инквизиция.
Однако уже Карамзин выступил против этого мнения в статье «О тайной канцелярии» (1803 г.), в которой доказывает, что тайная канцелярия в то время значила: «домашняя», «приватная канцелярия». Н.И. Надеждин выражается: «В XVII веке летописи вдруг прекратились. Даже Степенная книга перестала продолжаться. Сказанный период времени кончается сам собою. Как будто чувствуется близкий рассвет новой эры, древнее предсказание смолкло».
Другие думают, что официальное значение разрядных книг убило летопись. Вернее, что упадок летописного дела в XVII веке тесно связан с ходом политической жизни и образованностью древней Руси. С того времени, замечает А.Ф. Бычков, как Москва стала во главе русской государственной жизни, когда ее интересы поглотили частные интересы удельных княжеств, терявших одно за другим свою самостоятельность, ведение отдельных местных временников уже не имело достаточного основания, и поэтому они постепенно прекращаются и сливаются с рассказом о судьбе Московского государства. С этого же времени летопись, отражавшая до сих пор личный и почти совершенно независимый взгляд летописателя на события и деятелей, принимает под пером московских ее составителей официальный характер, становится документом, получившим юридическое значение в общественной жизни, на что мы имеем прямые указания в самих летописных сборниках, и в других актах...
Заключительным словом летописной у нас деятельности являются сборники, возникшие в начале XVI столетия. В них отражается и официальный характер московской летописи, менее местных правдивой и нелицеприятной, и стремление составителей внести в свои произведения как можно больше сведений, часто вовсе не имеющих отношения к историческим событиям, и желание придать рассказу литературную отделку, и, наконец, что важнее всего, дух времени. Представителя таких сборников мы имеем в Никоновской летописи. Составитель этой летописи, при всей своей добросовестности, не смог сохранить отличительного характера бывших у него источников и изменил в них весьма многое, казавшееся ему непонятным, потому что смотрел на внутреннее обустройство и обиходную жизнь Новгорода, Киева и других княжеств взглядом москвича. В первой половине XVII века летописи, в строгом смысле этого слова, прекращаются: летопись, в той форме, в какой мы и находим в позднейших летописных сборниках, уже отжила свое время.
Позднейшим летописям Шлецер не придавал значения, так как по его словам Иван Грозный заставил молчать всех писателей временников. Но они влачили еще свое существование пока не явилась на свет тайная канцелярия. Хотя временники, говорит он, следуя Татищеву, начали очевидно упадать при царе Иване Васильевиче Грозном, но царь Алексей Михайлович отбил охоту к летописанию, учреждением тайной канцелярии, этой политической инквизиции, столь же бесчеловечной, как и бывший вестфальский тайный суд или испанская тайная инквизиция.
Однако уже Карамзин выступил против этого мнения в статье «О тайной канцелярии» (1803 г.), в которой доказывает, что тайная канцелярия в то время значила: «домашняя», «приватная канцелярия». Н.И. Надеждин выражается: «В XVII веке летописи вдруг прекратились. Даже Степенная книга перестала продолжаться. Сказанный период времени кончается сам собою. Как будто чувствуется близкий рассвет новой эры, древнее предсказание смолкло».
Другие думают, что официальное значение разрядных книг убило летопись. Вернее, что упадок летописного дела в XVII веке тесно связан с ходом политической жизни и образованностью древней Руси. С того времени, замечает А.Ф. Бычков, как Москва стала во главе русской государственной жизни, когда ее интересы поглотили частные интересы удельных княжеств, терявших одно за другим свою самостоятельность, ведение отдельных местных временников уже не имело достаточного основания, и поэтому они постепенно прекращаются и сливаются с рассказом о судьбе Московского государства. С этого же времени летопись, отражавшая до сих пор личный и почти совершенно независимый взгляд летописателя на события и деятелей, принимает под пером московских ее составителей официальный характер, становится документом, получившим юридическое значение в общественной жизни, на что мы имеем прямые указания в самих летописных сборниках, и в других актах...
Заключительным словом летописной у нас деятельности являются сборники, возникшие в начале XVI столетия. В них отражается и официальный характер московской летописи, менее местных правдивой и нелицеприятной, и стремление составителей внести в свои произведения как можно больше сведений, часто вовсе не имеющих отношения к историческим событиям, и желание придать рассказу литературную отделку, и, наконец, что важнее всего, дух времени. Представителя таких сборников мы имеем в Никоновской летописи. Составитель этой летописи, при всей своей добросовестности, не смог сохранить отличительного характера бывших у него источников и изменил в них весьма многое, казавшееся ему непонятным, потому что смотрел на внутреннее обустройство и обиходную жизнь Новгорода, Киева и других княжеств взглядом москвича. В первой половине XVII века летописи, в строгом смысле этого слова, прекращаются: летопись, в той форме, в какой мы и находим в позднейших летописных сборниках, уже отжила свое время.