В XX веке, как и двумя столетиями раньше, крестьянская «прав- да» подразумевала возвращение к старым добрым временам, когда пахарь жил на свободной земле в рамках привычного общинного ми- роустройства, когда свои «новодевиченские» и чужие — «федоровс- кие», «кирилловские» и прочие — были сами по себе со своими проб- лемами. При малейших разногласиях крестьянский «партикуляризм» и старые обиды тут же оживали. Порой даже соседние деревни не поддерживали друг друга, а «чужих» и подавно. Крестьяне остались равнодушными к призывам Филиппа Миронова, поскольку с ним шли не свои мужики, а казаки; жители Пензенской и Саратовской гу- берний не поддержали пришедшие на их территорию отряды тамбовс- ких «антоновцев». Крестьянская психология порождала иллюзии возможности уйти от борьбы, отсидеться дома, переждать. Поэтому крестьяне не пошли за правительством Комуча — как, впрочем, за любым другим. «Моби- лизованные белогвардейцами крестьяне целыми полками сдавались или переходили в ряды Красной Армии, — вспоминал начальник по- литуправления РККА С.И. Гусев, — и, наоборот, из Красной Армии перебегали к белым также целые крестьянские части. Мотив при этом был один и тот же у обеих половинок перебежчиков: гражданс- кий мир. Для предотвращения перехода на сторону противника бе- лые вливали в ряды бойцов значительное количество офицеров (10—50%), а красные — не меньшее количество рабочих и комму- нистов»