Православие не принимает католическую формулировку Никео-Константинопольского символа веры с филиокве, где речь идёт об исхождении Духа Святого не только от Отца, но и «от Сына» (лат. filioque).
Православие исповедует два различных образа бытия Святой Троицы: бытие Трёх Лиц в Сущности и Их проявление в энергии. Римо-католики, как и Варлаам Калабрийский (противник св. Григория Паламы), считают энергию Троицы тварной: купина, слава, свет и огненные языки Пятидесятницы полагаются ими тварными символами, которые, однажды зародившись, затем перестают существовать.
Римско-Католическая Церковь считает благодать следствием «Божественной Причины», подобным акту творения, в то время как Православные церкви — непосредственным действием Бога (греч. «энергией»).
Святой Дух в католицизме может трактоваться (не догматически) как любовь (связь) между Отцом и Сыном, между Богом и людьми, в то время как в Православии любовь есть общее действие (энергия) всех Трёх Лиц Святой Троицы, поэтому Святой Дух терял бы ипостасный облик при Его отождествлении с любовью.
Мариологические:
В православии отсутствует догмат о непорочном зачатии Девы Марии.
Опорой для догмата о непорочном зачатии в католицизме служит теологическая гипотеза о непосредственном творении душ Богом.
В католицизме учение о телесном вознесении Богородицы догматизировано, а в православии для этого нет специального догмата. Тем не менее, как в православии, так и в католицизме признаётся несомненным, что Богородица после Своего Успения воскресла и была вознесена на Небо телесно.
Экклезиологические:
В католицизме папа римский считается видимой главой Церкви, «викарием Иисуса Христа», Vicarius Christi. Христос при этом полагается невидимой Главой Церкви. Высшее благоговение к папе нашло отражение в католических обрядах (целование папской туфли, обращение «Святой Отец» с большой буквы). В православии единым Главой Церкви является только Иисус Христос. Следовательно, православное вероучение совершенно исключает мысль о каком бы то ни было земном заместительстве Христа.
Прочие:
Православие признаёт Вселенскими семь Соборов (греческая традиция — восемь до великой схизмы, католицизм признаёт Вселенскими двадцать один Собор, в том числе проходившие после великой схизмы.
В православии отсутствует догмат о непогрешимости (безошибочности) Римского папы, а его примат (до великой схизмы), трактуется иначе, чем в современном католицизме.
В православии отсутствует догмат о чистилище, а также учение о «сверхдолжных заслугах святых». Поэтому в православной экклезиологии принято говорить только о Церкви Небесной — торжествующей — и земной — воинствующей. В католицизме добавляется ещё и страдающая — в Чистилище.
Богословская теория догматического развития, сформулированная кардиналом Ньюменом была воспринята и призанана официальным учением Римско-Католической церкви. В православном богословии проблема догматического развития никогда не играла той ключевой роли, которую она приобрела в католическом богословии с середины XIX века. Догматическое развитие начало обсуждаться в православной среде в связи с новыми догматами Первого Ватиканского собора. Некоторые православные авторы считают приемлемым «догматическое развитие» в смысле всё более точного словесного определения догмата и всё «более точного выражения в слове познанной Истины». В то же время это развитие не означает, что прогрессирует или развивается «понимание» Откровения. При некоторой нечёткости в определении окончательной позиции к этой проблеме аспекта, характерных для православной интерпретации проблемы: тождественность церковного сознания (Церковь знает истину не меньше и не иным образом, чем знала её в древние времена; догматы понимаются как осмысление того, что существовало в Церкви всегда, начиная с апостольского века) и обращение внимания к во о природе догматического знания (опыт и вера Церкви шире и полнее её догматического слова; о многом Церковь свидетельствует не в догматах, но в образах и символах; Предание во всей его полноте является гарантом свободы от исторической случайности; полнота Предания не зависит от развития догматического сознания; напротив, догматические определения являются только частичным и неполным выражением полноты Предания).
В православии существуют две точки зрения на католиков.
В XIV в. возобновились прерванные монголо-татарским нашествием связи Руси с Афоном и Константинополем, крупнейшими центрами культурных контактов между греками, болгарами, сербами и русскими. В последние десятилетия XIV в. и в первую половину XV в. Иерусалимский устав получил широкое рас в Древней Руси. Тогда же южнославянские рукописи были перенесены на Русь, где под их влиянием начались « книжная справа » – редактирование церковных текстов и реформа литературного языка. Основные направления реформы заключались в « очищении » книжного языка от « порчи » (сближения с разговорной речью) , его архаизации и грецизации. Обновление книжности было вызвано внутренними потребностями русской жизни. Одновременно со « вторым южнославянским влиянием » и независимо от него проходило возрождение древнерусской литературы . Усердно разыскивались, переписывались и рас сочинения, сохранившиеся от эпохи Киевской Руси. Возрождение домонгольской литературы в сочетании со « вторым южнославянским влиянием » обеспечило стремительный взлет русской книжности в XV в. С конца XIV в. в русской литературе происходят изменения риторического порядка. В это время появляется и развивается особая риторически украшенная манера изложения, которую современники называли « плетением словес » . « Плетение словес » возродило риторические приемы, известные в красноречии Киевской Руси ( « Слово о Законе и Благодати » Илариона, « Память и похвала князю русскому Владимиру » Иакова, сочинения Кирилла Туровского) , но придало им еще б o льшую торжественность и эмоциональность. В XIV–XV вв. древнерусские риторические традиции обогатились вследствие усилившихся связей с южнославянскими литературами . Русские книжники познакомились с риторически украшенными произведениями сербских агиографов XIII–XIV вв. Доментиана, Феодосия и архиепископа Данилы II, с памятниками болгарской тырновской литературной школы (прежде всего с житиями и похвальными словами патриарха Евфимия Тырновского) , с Хроникой Константина Манассии и « Диоптрой » Филиппа Пустынника – южнославянскими переводами византийских стихотворных произведений, выполненными в XIV в. орнаментальной, ритмической прозой.
« Плетение словес » достигло наивысшего развития в творчестве Епифания Премудрого. Ярче всего этот стиль проявился в « Житии Стефана Пермского » (1396–98 или язычников коми-зырян, создателя пермской азбуки и литературного языка, первого епископа Пермского. Менее эмоционален и риторичен Епифаний Премудрый в жизнеописании духовного воспитателя русского народа Сергия Радонежского (закончено в 1418–19). Житие показывает в лице Сергия Радонежского идеал смирения, любви, кротости, нищелюбия и нестяжательности.
ответ:Основные расхождения в догматике
Триадологические:
Православие не принимает католическую формулировку Никео-Константинопольского символа веры с филиокве, где речь идёт об исхождении Духа Святого не только от Отца, но и «от Сына» (лат. filioque).
Православие исповедует два различных образа бытия Святой Троицы: бытие Трёх Лиц в Сущности и Их проявление в энергии. Римо-католики, как и Варлаам Калабрийский (противник св. Григория Паламы), считают энергию Троицы тварной: купина, слава, свет и огненные языки Пятидесятницы полагаются ими тварными символами, которые, однажды зародившись, затем перестают существовать.
Римско-Католическая Церковь считает благодать следствием «Божественной Причины», подобным акту творения, в то время как Православные церкви — непосредственным действием Бога (греч. «энергией»).
Святой Дух в католицизме может трактоваться (не догматически) как любовь (связь) между Отцом и Сыном, между Богом и людьми, в то время как в Православии любовь есть общее действие (энергия) всех Трёх Лиц Святой Троицы, поэтому Святой Дух терял бы ипостасный облик при Его отождествлении с любовью.
Мариологические:
В православии отсутствует догмат о непорочном зачатии Девы Марии.
Опорой для догмата о непорочном зачатии в католицизме служит теологическая гипотеза о непосредственном творении душ Богом.
В католицизме учение о телесном вознесении Богородицы догматизировано, а в православии для этого нет специального догмата. Тем не менее, как в православии, так и в католицизме признаётся несомненным, что Богородица после Своего Успения воскресла и была вознесена на Небо телесно.
Экклезиологические:
В католицизме папа римский считается видимой главой Церкви, «викарием Иисуса Христа», Vicarius Christi. Христос при этом полагается невидимой Главой Церкви. Высшее благоговение к папе нашло отражение в католических обрядах (целование папской туфли, обращение «Святой Отец» с большой буквы). В православии единым Главой Церкви является только Иисус Христос. Следовательно, православное вероучение совершенно исключает мысль о каком бы то ни было земном заместительстве Христа.
Прочие:
Православие признаёт Вселенскими семь Соборов (греческая традиция — восемь до великой схизмы, католицизм признаёт Вселенскими двадцать один Собор, в том числе проходившие после великой схизмы.
В православии отсутствует догмат о непогрешимости (безошибочности) Римского папы, а его примат (до великой схизмы), трактуется иначе, чем в современном католицизме.
В православии отсутствует догмат о чистилище, а также учение о «сверхдолжных заслугах святых». Поэтому в православной экклезиологии принято говорить только о Церкви Небесной — торжествующей — и земной — воинствующей. В католицизме добавляется ещё и страдающая — в Чистилище.
Богословская теория догматического развития, сформулированная кардиналом Ньюменом была воспринята и призанана официальным учением Римско-Католической церкви. В православном богословии проблема догматического развития никогда не играла той ключевой роли, которую она приобрела в католическом богословии с середины XIX века. Догматическое развитие начало обсуждаться в православной среде в связи с новыми догматами Первого Ватиканского собора. Некоторые православные авторы считают приемлемым «догматическое развитие» в смысле всё более точного словесного определения догмата и всё «более точного выражения в слове познанной Истины». В то же время это развитие не означает, что прогрессирует или развивается «понимание» Откровения. При некоторой нечёткости в определении окончательной позиции к этой проблеме аспекта, характерных для православной интерпретации проблемы: тождественность церковного сознания (Церковь знает истину не меньше и не иным образом, чем знала её в древние времена; догматы понимаются как осмысление того, что существовало в Церкви всегда, начиная с апостольского века) и обращение внимания к во о природе догматического знания (опыт и вера Церкви шире и полнее её догматического слова; о многом Церковь свидетельствует не в догматах, но в образах и символах; Предание во всей его полноте является гарантом свободы от исторической случайности; полнота Предания не зависит от развития догматического сознания; напротив, догматические определения являются только частичным и неполным выражением полноты Предания).
В православии существуют две точки зрения на католиков.
В XIV в. возобновились прерванные монголо-татарским нашествием связи Руси с Афоном и Константинополем, крупнейшими центрами культурных контактов между греками, болгарами, сербами и русскими. В последние десятилетия XIV в. и в первую половину XV в. Иерусалимский устав получил широкое рас в Древней Руси. Тогда же южнославянские рукописи были перенесены на Русь, где под их влиянием начались « книжная справа » – редактирование церковных текстов и реформа литературного языка. Основные направления реформы заключались в « очищении » книжного языка от « порчи » (сближения с разговорной речью) , его архаизации и грецизации. Обновление книжности было вызвано внутренними потребностями русской жизни. Одновременно со « вторым южнославянским влиянием » и независимо от него проходило возрождение древнерусской литературы . Усердно разыскивались, переписывались и рас сочинения, сохранившиеся от эпохи Киевской Руси. Возрождение домонгольской литературы в сочетании со « вторым южнославянским влиянием » обеспечило стремительный взлет русской книжности в XV в. С конца XIV в. в русской литературе происходят изменения риторического порядка. В это время появляется и развивается особая риторически украшенная манера изложения, которую современники называли « плетением словес » . « Плетение словес » возродило риторические приемы, известные в красноречии Киевской Руси ( « Слово о Законе и Благодати » Илариона, « Память и похвала князю русскому Владимиру » Иакова, сочинения Кирилла Туровского) , но придало им еще б o льшую торжественность и эмоциональность. В XIV–XV вв. древнерусские риторические традиции обогатились вследствие усилившихся связей с южнославянскими литературами . Русские книжники познакомились с риторически украшенными произведениями сербских агиографов XIII–XIV вв. Доментиана, Феодосия и архиепископа Данилы II, с памятниками болгарской тырновской литературной школы (прежде всего с житиями и похвальными словами патриарха Евфимия Тырновского) , с Хроникой Константина Манассии и « Диоптрой » Филиппа Пустынника – южнославянскими переводами византийских стихотворных произведений, выполненными в XIV в. орнаментальной, ритмической прозой.
« Плетение словес » достигло наивысшего развития в творчестве Епифания Премудрого. Ярче всего этот стиль проявился в « Житии Стефана Пермского » (1396–98 или язычников коми-зырян, создателя пермской азбуки и литературного языка, первого епископа Пермского. Менее эмоционален и риторичен Епифаний Премудрый в жизнеописании духовного воспитателя русского народа Сергия Радонежского (закончено в 1418–19). Житие показывает в лице Сергия Радонежского идеал смирения, любви, кротости, нищелюбия и нестяжательности.