Первый период "дела Дрейфуса" можно таким образом ограничить условными временными рамками с 15 октября (арест Дрейфуса) по 13 января 1898 года (опубликование знаменитой статьи Эмиля Золя "Я обвиняю"). Разумеется, уже первый приговор по делу с осуждением Дрейфуса к пожизненному заключению не мог не вызвать резонанса. Но это, если можно так выразиться, были локальные последствия. Военные круги и примкнувшие к ним "правые" всех мастей безусловно и однозначно настаивали на справедливости приговора и , в то же время, всячески и очень активно противодействовали обвинению в шпионаже майора Эстерхази и высших офицеров армии в подлоге документов. Именно поэтому они так радостно встретили решение суда о невиновности Эстерхази, вынесенное 11 января 1898 года (по иску брата Альфреда, Матье Дрейфуса).Я, как и обещал, хочу в этом дополнительном посте о "деле Дрейфуса" остановиться на последствиях этого дела в общественной жизни Европы и всего Мира.Прежде всего, конечно на последствиях для Франции. Сразу хочу оговориться, что мне бы хотелось в своем описании избежать каких-либо однозначных оценок, "плюсов" и "минусов" - хотя я безусловно признаю, что и тех, и других было немало. Более того - каждое из отдельных последствий имело, в свою очередь, продолжение в дальнейшей истории, причем далеко не всегда предполагаемое изначально. Можно смело утверждать, что в конечном итоге "дело Дрейфуса" имело огромное влияние не только в тот момент, когда оно непосредственно происходило, но и на всю обстановку в Европе в преддверии Певой Мировой Войны, а в определенной степени и далее. Это как круги на воде от брошенного камня - и круги эти расходятся до сих пор, хотя далеко не все отдают себе даже отчет о первопричине, породившей такие грандиозные изменеия. Итак, кратко напомню снова хронологию событий. Возможно, я в чем-то вынужден буду повториться, но в данном случае надеюсь, что читатель простит мне этот грех.Формально причиной последоваших событий стало обнаружение 24 сентября 1894 года французкой контрразведкой в бумагах германского военного агента злосчастного бордеро. Контрразведка ухватилась за этот повод со всей страстью: необходимо было доказать обществу и в первую очередь военным кругам эффективность своей работы. Особенно в тот момент - ведь этому происшествию предшествовали драматические и даже трагические события французской истории, в первую очередь - убийство Президента Франции Карно, проишедшее ровно за 3 месяца до этого. Нужен был быстрый и максимально показательный результат. И военная контрразведка такой результат незамедлительно предъявила. Уже 15 октября капитан Альфред Дрейфус был арестован по обвинению в шпионаже и сотрудничестве с германской разведкой. Рассматривались ли другие "кандидатуры" на роль шпиона? Вероятно, да. Но любая другая персона в качестве шпиона, и особенно оказавшийся, по всей видимости реальным шпионом майор Эстерхази, представлялась крайне неудобной с точки зрения сохранения авторитета самой армии. Достаточно припомнить, что Эстерхази был сыном боевого генерала, героя Алжирской Кампании. У него были мощные многолетние связи в военных и высших общественных кругах. Капитан Дрейфус в этом отношении совершенно не мог с ним сравниться. Поэтому как только появилось малейшее подозрение на его счет - он тут же и был объявлен единственным подозреваемым, несмотря на шаткость и недоказанность обвинений, бывшую очевидной уже на тот момент.
Де́ло Дре́йфуса — процесс (1894—1906) по делу о шпионаже в пользу Германской империи, в котором обвинялся офицер французского генерального штаба, еврей родом из Эльзаса (на тот момент территория Германии) капитан Альфред Дрейфус (1859—1935). Процесс сыграл огромную роль в истории Франции и Европы конца XIX века.Раскол общества Карикатура Каран д'Аша «Семейный ужин», 14 февраля 1898 года. Вверху: «И главное, давайте не говорить о деле Дрейфуса!» Внизу: «Они о нём поговорили…»На стороне обвинения оказывается всё военное сословие Франции, в том числе военные министры, весь генеральный штаб, далее, клерикалы, националисты и особенноантисемиты. Радикалы и социалисты в подавляющем большинстве становятся на сторону Дрейфуса, но не все. Рошфор, у которого, несмотря на его социализм, всегда чувствовался оттенок антисемитизма, высказывается решительно против Дрейфуса, вступает в близкие отношения с его врагами, подчиняется их влиянию и наконец решительно переходит в лагерь националистов-антисемитов, в котором встречается со своим недавним (в процессе 1889 года) прокурором, умеренным республиканцем Кене де Борепэром. Вся Франция делится на дрейфусаров и антидрейфусаров, между которыми ведется ожесточенная борьба. Политические партии под влиянием этого дела в 1898—1899 годах перетасовываются заново.Различие во взглядах на дело Дрейфуса разводит вчерашних друзей и единомышленников, вносит раздор в семьи. Для одних Дрейфус — изменник, враг Франции, а его сторонники — евреи, иностранцы и люди, продавшиеся евреям, чтобы очернить честь французской армии; утверждать, что французский офицер (Эстерхази) занимался таким грязным делом, как шпионаж, значит клеветать на французское офицерство. Для других Дрейфус — отчасти случайная жертва, на которую пало подозрение только потому, что он еврей и человек нелюбимый, отчасти — жертва злобы людей, действовавших сознательно, чтобы выгородить Эстерхази и других. В общем, разделение было похоже на то, которое за 10 лет перед тем было между буланжистами и антибуланжистами, причём в большинстве буланжисты оказались антидрейфусарами, и наоборот. Своеобразную позицию занялсоциал-демократ Жюль Гед. По его мнению, дело Дрейфуса — внутреннее дело буржуазии; пусть она в нём и разбирается, а рабочих оно не касается. Поддержанный из-за границы В. Либкнехтом, Гед по этому вопросу нашёл мало сочувствия в рядах собственной партии; напротив, Жан Жорес, выступивший решительным борцом за Дрейфуса, создал себе этим славу и значительно усилил позиции социалистов. Известный писатель Ромен Роллан предпочел быть над схваткой, отметив, что «ещё не успев получить никаких доказательств, с уверенностью и раздражением подняли крик о невиновности своего соплеменника, о низости главного штаба и властей, осудивших Дрейфуса. Будь они даже сто раз правы (а довольно было одного раза, лишь бы это имело разумное обоснование!), они могли вызвать отвращение к правому делу самим неистовством, которое в него привносилось». Сходным образом высказался и Лев Николаевич Толстой: «…Событию этому, подобные которым повторяются беспрестанно, не обращая ничьего внимания и не могущим быть интересными не только всему миру, но даже французским военным, был придан прессой несколько выдающийся интерес», — писал он. И несколькими строчками ниже заключал: «…Только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак не могли знать, виновен или невиновен, и что у каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса». Вместе с тем, другой русский писатель, А.П. Чехов, являлся активным дрейфусаром, что послужило одной из причин его разрыва с А.С. Сувориным, газета которого «Новое время», заняла явно антидрейфусарскую позицию.
