XVIII век чаще всего воспринимается как эпоха великих правителей — Петра I и Екатерины II. Другие императоры и императрицы оказываются в тени; в школьных учебниках по истории их царствования рассматривается кратко, мельком под общим названием «Эпоха дворцовых переворотов». Это закономерно, однако период, разделяющий правление Петра Великого и Екатерины Великой, весьма интересен, причем не только яркими событиями политической истории. Вспоминается китайская пословица: «Великий человек — всегда народное бедствие». И приводить подданных в чувство после великих потрясений обычно выпадает на долю правителей не самых прославленных.
Российский престол, после смерти Петра I ставший предметом торга вельможной знати и гвардии, часто занимали правители, сделавшие ставку на силу. Только Петр II (1727—1730), Анна Иоанновна (1730—1740) и Петр III (1761—1762) получили трон на законных основаниях. Императрицы Екатерина I (1725—1727), Елизавета Петровна (1741—1761), Екатерина II (1762—1796), опираясь на гвардию, придворных, аристократию, захватили власть в результате дворцовых переворотов.
Мужчинам-правителям в XVIII в. как-то не повезло. Император Петр II юношей неожиданно умер накануне своей свадьбы. Петр III стал жертвой дворцового переворота и был убит любовником своей жены. По меткому замечанию прусского короля Фридриха II, Петр III «позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».
Конечно, большую и часто решающую роль в судьбе российского трона играли группировки вельмож и гвардия. Но почему, когда зашаталась династия в XVIII в., это не привело к Смуте, как произошло в начале XVII в.? Почему народ оказался равнодушен к судьбе династии?
Активное участие в Смуте XVII в. широких социальных слоев не только оказывало решающее влияние на ход событий, но и Россию от государственного краха. В послепетровское время о государственности заботились — по крайней мере, на первый взгляд — лишь представители привилегированных группировок.
Отчуждение власти от народа
У Петра Алексеевича были сторонники и последователи осуществлению преобразований. Были и противники, которым деятельность императора казалась безумной прихотью. А как реформы Петра I воспринимались простым народом?
Само поведение русского царя Петра Алексеевича и его публичные поступки не соответствовали традиционным представлениям русского человека той эпохи. Страна не только закружилась в вихре преобразований, но и смутилась. Недоумение вызывало буквально всё, что затевал великий реформатор: триумфальные празднования, иноземная музыка, языческие символы, фейерверки, шуты, публичное пьянство. Поведение Петра говорило, что он «не настоящий» царь. Даже недуг Петра (подергивание головы, лица, рук, ног), казалось, подтверждал этот вывод в глазах простого народа. Пошли слухи, что царь «головой запреметывает и ногой запинается, и то, знамо, его нечистый дух ломает».
Столичных жителей смущало и личное участие Петра в публичных казнях. Во время стрелецкого розыска сам государь собственноручно рубил головы мятежникам. Даже Иван Грозный, не отличавшийся особой гуманностью, не позволял себе унизиться до роли палача. Необъяснимым явлением были и выходки царя, когда по его приказу кесаря Ромодановского, главу страшного Преображенского приказа, наводившего ужас на Москву и всю Россию, рядили в одежды патриарха и царей, которые носили отец и дед Петра.
Петр, стремясь стереть внешнее различие между русскими и немцами, нетерпеливо переливал новое вино в старые мехи, не думая о последствиях. Необычность, «бесчинность» поведения государя, непохожего на своих предшественников ни занятиями, ни отношением к православной Церкви, непривычные формы его забав и гнева, — всё это трагически отделяло монарха от своих подданных. В умах москвичей крепла уверенность, что Петр больше похож на немецкого мастера, чем на великого государя, на «лютора», а не на православного царя. Всё, что происходило на глазах москвичей, требовало объяснений. Стали рождаться легенды.
Наиболее распространенными были две легенды о том, что Петр не настоящий сын царя Алексея Михайловича, а подменный. Рассказ о подмене ребенка царя Алексея Тишайшего на сына Лефорта имел широкое хождение среди москвичей: «Над нами царствует ныне не наш государь Петр Алексеевич, но Лефортов сын. Блаженной памяти государь царь Алексей Михайлович говорил жене своей, царице: “Ежели сына не родишь, то учиню тебе некоторое озлобление”. И она, государыня, родила дщерь, а Лефорт — сына, и за помянутым страхом, втайне от царя, разменялись — и тот Лефортов сын и ныне царствует».
Другой вариант рассказа отличается тем, что подмена произошла не в момент рождения, а во время путешествия за границу Петра в составе Великого посольства,
XVIII век чаще всего воспринимается как эпоха великих правителей — Петра I и Екатерины II. Другие императоры и императрицы оказываются в тени; в школьных учебниках по истории их царствования рассматривается кратко, мельком под общим названием «Эпоха дворцовых переворотов». Это закономерно, однако период, разделяющий правление Петра Великого и Екатерины Великой, весьма интересен, причем не только яркими событиями политической истории. Вспоминается китайская пословица: «Великий человек — всегда народное бедствие». И приводить подданных в чувство после великих потрясений обычно выпадает на долю правителей не самых прославленных.
Российский престол, после смерти Петра I ставший предметом торга вельможной знати и гвардии, часто занимали правители, сделавшие ставку на силу. Только Петр II (1727—1730), Анна Иоанновна (1730—1740) и Петр III (1761—1762) получили трон на законных основаниях. Императрицы Екатерина I (1725—1727), Елизавета Петровна (1741—1761), Екатерина II (1762—1796), опираясь на гвардию, придворных, аристократию, захватили власть в результате дворцовых переворотов.
Мужчинам-правителям в XVIII в. как-то не повезло. Император Петр II юношей неожиданно умер накануне своей свадьбы. Петр III стал жертвой дворцового переворота и был убит любовником своей жены. По меткому замечанию прусского короля Фридриха II, Петр III «позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».
Конечно, большую и часто решающую роль в судьбе российского трона играли группировки вельмож и гвардия. Но почему, когда зашаталась династия в XVIII в., это не привело к Смуте, как произошло в начале XVII в.? Почему народ оказался равнодушен к судьбе династии?
Активное участие в Смуте XVII в. широких социальных слоев не только оказывало решающее влияние на ход событий, но и Россию от государственного краха. В послепетровское время о государственности заботились — по крайней мере, на первый взгляд — лишь представители привилегированных группировок.
Отчуждение власти от народа
У Петра Алексеевича были сторонники и последователи осуществлению преобразований. Были и противники, которым деятельность императора казалась безумной прихотью. А как реформы Петра I воспринимались простым народом?
Само поведение русского царя Петра Алексеевича и его публичные поступки не соответствовали традиционным представлениям русского человека той эпохи. Страна не только закружилась в вихре преобразований, но и смутилась. Недоумение вызывало буквально всё, что затевал великий реформатор: триумфальные празднования, иноземная музыка, языческие символы, фейерверки, шуты, публичное пьянство. Поведение Петра говорило, что он «не настоящий» царь. Даже недуг Петра (подергивание головы, лица, рук, ног), казалось, подтверждал этот вывод в глазах простого народа. Пошли слухи, что царь «головой запреметывает и ногой запинается, и то, знамо, его нечистый дух ломает».
Столичных жителей смущало и личное участие Петра в публичных казнях. Во время стрелецкого розыска сам государь собственноручно рубил головы мятежникам. Даже Иван Грозный, не отличавшийся особой гуманностью, не позволял себе унизиться до роли палача. Необъяснимым явлением были и выходки царя, когда по его приказу кесаря Ромодановского, главу страшного Преображенского приказа, наводившего ужас на Москву и всю Россию, рядили в одежды патриарха и царей, которые носили отец и дед Петра.
Петр, стремясь стереть внешнее различие между русскими и немцами, нетерпеливо переливал новое вино в старые мехи, не думая о последствиях. Необычность, «бесчинность» поведения государя, непохожего на своих предшественников ни занятиями, ни отношением к православной Церкви, непривычные формы его забав и гнева, — всё это трагически отделяло монарха от своих подданных. В умах москвичей крепла уверенность, что Петр больше похож на немецкого мастера, чем на великого государя, на «лютора», а не на православного царя. Всё, что происходило на глазах москвичей, требовало объяснений. Стали рождаться легенды.
Наиболее распространенными были две легенды о том, что Петр не настоящий сын царя Алексея Михайловича, а подменный. Рассказ о подмене ребенка царя Алексея Тишайшего на сына Лефорта имел широкое хождение среди москвичей: «Над нами царствует ныне не наш государь Петр Алексеевич, но Лефортов сын. Блаженной памяти государь царь Алексей Михайлович говорил жене своей, царице: “Ежели сына не родишь, то учиню тебе некоторое озлобление”. И она, государыня, родила дщерь, а Лефорт — сына, и за помянутым страхом, втайне от царя, разменялись — и тот Лефортов сын и ныне царствует».
Другой вариант рассказа отличается тем, что подмена произошла не в момент рождения, а во время путешествия за границу Петра в составе Великого посольства,