Колониализм не пользуется доброй репутацией. Более того, в самих странах Востока, равно как и во многом поддерживавшей их в этом марксистской историографии, до сравнительно недавнего времени было принято едва ли неоднозначно считать, что колониализм – это зло. Еще недавно всерьез разрабатывались концепции, исходившие из того, что, если бы не колониальное вмешательство держав, принесшее столько несчастий народам Востока, они бы достигли на сегодня много большего. Сейчас от столь прямолинейных позиций специалисты в основном отходят. Но предубеждение к капиталистической колонизации остается. И, надо сказать, далеко не безосновательное.
Прежде всего колониализм, особенно ранний, был отмечен не только жестокостями, начиная с работорговли, но и беззастенчивой ставкой на разграбление природных богатств Востока и эксплуатацию дешевого труда его населения. И далеко не случайно именно там, где это проявлялось дольше всего и к тому же в весьма неблаговидной форме, уже на рубеже нашего века сложилось нечто вроде комплекса вины колонизаторов (воззвание Девентера «Долг чести» в голландской Индии). Черным пятном на совести европейцев навсегда останется африканская работорговля. Да и рассуждения англичан на тему о том, сколь тяжело «бремя белого человека», взятое ими на себя в Индии, – тоже в конечном счете лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре: каждому из английских колонизаторов было хорошо известно, что никто никогда не просил их брать на себя столь тяжелое для них «бремя». Словом, колониализм приукрашивать не приходится.
Другое дело – проблема исторической роли колониализма. Об этом стоит сказать особо. Дело в том, что современные арабы или индийцы, не говоря уже об африканцах, имеют немалый счет именно к колониализму, с ненавистью говорят о его наследии, гневно обличают проявление неоколониалистских тенденций и в то же время, как правило, весьма спокойно относятся к зверствам Чингис-хана или Тамерлана, к бесчеловечности африканских вождей, продававших за ружья и спирт в рабство своих пленников и даже соплеменников. Почему так? Дело объясняется достаточно просто. На войне как на войне: одни завоевывают, другие от этого терпят урон. Все понятно и само собой разумеется, как понятно и то, что правители распоряжаются жизнью своих подданных. Иное дело – чужие, европейцы, появляющиеся на Востоке со своими непонятными для его жителей нормами, иными принципами и целями. Это не просто враг, а бедствие, грозящее разрушить все, чем люди живы, на чем стоят. И неудивительно, что традиционная структура Востока всегда сопротивлялась колониализму, мобилизуя для этого все свои силы. Отсюда и неиссякаемая ненависть к нему, не просто дожившая до наших дней, но и время от времени набирающая силу и проявляющаяся в мощных взрывах наподобие иранского.
Академический анализ не может пройти мимо подобного явления. Но исследователь не должен идти на поводу у него и, руководствуясь какой-либо политической, идеологической или публицистической злободневностью, искажать истину. Истина же состоит в том, что колониализм отнюдь не может быть однозначно охарактеризован лишь как зло. И дело не только в том, чтобы сбалансировать саму формулу: колониальный капитал жестокими методами эксплуатировал Восток, грабил его ресурсы, но, взламывая традиционную структуру тем самым развитию колоний. Речь не только о взвешенности оценки, хотя это само по себе уже достаточно важно, ибо позволяет избежать односторонности и прямолинейности и восстановить реальное положение дел, что важно для любого непредвзятого исследования. Перед нами всемирно-исторического значения феномен, который нуждается в объективном анализе прежде всего потому, что без этого многое останется непонятным и необъясненным и по-прежнему будет оцениваться и решаться сквозь призму идейно-политических лозунгов, обычно отнюдь не содействующих постижению истины.
Оставляя в стороне значение колониализма для самой Европы, для развития в ней капитализма (имеется в виду первоначальное накопление; стоит, однако, оговориться, что роль ресурсов колониального Востока в этом в отечественной марксистской историографии обычно преувеличивалась), обратим преимущественное внимание на то, что колониализм и затем колониальный капитал во всех его модификациях сыграли решающую роль внешнего фактора, мощного импульса извне, не просто пробудившего традиционную структуру Востока, но и придавшего ей новый ритм поступательного развития. Без такого импульса традиционная структура по-прежнему развивалась бы в привычном ей русле при скромной роли контролируемого рынка и ограниченной в правах и возможностях частной собственности. И это касается абсолютно всего Востока, включая и Японию. Вот почему важность внешнего импульса можно сопоставить по значимости с ролью оплодотворения живого. организма: это было условие sine qua поп для последующего развития, для рождения нового качества.
Использование мощностей подведомственных предприятий и организаций для изготовления сверх установленного плана материалов, деталей, изделий и оборудования, необходимых для жилищного и культурно-бытового строительства, а также для механизации производственных процессов и улучшения условий труда в промышленности и строительстве.
35. Подбор и расстановка руководящих, инженерно-технических и научных работников по подведомственным предприятиям и организациям, проведение мероприятий по укомплектованию предприятий и организаций постоянными кадрами работников, по повышению квалификации и правильному их использованию.
В соответствии с решениями ноябрьского (1962 г.) Пленума ЦК КПСС начинает перестраиваться управление проектной, научно-исследовательской, конструкторской деятельностью, в связи с чем начинают создаваться государственные отраслевые комитеты.
Кроме того, происходит укрупнение административных экономических районов.
Так постепенно вновь стала проявляться тенденция к централизации управления.
Однако преобразования в управлении промышленностью не доходили до конкретных предприятий. Они по-прежнему находились под воздействием административных методов. Этот принцип управления уже не давал положительных результатов и ему на смену постепенно приходил экономический подход, но уже в новых организационно-правовых формах – объединениях. Тем самым практика как бы подсказала новое в управлении промышленным производством.
Незадолго до конца своей политической карьеры Хрущев стал осознавать, что причины неудачи его реформ состоят вовсе не в том, правильно или неправильно была выбрана схема управления. Он стал приглядываться к некоторым многообещающим экономическим экспериментам и проектам. В начале 1960-х гг. начинается перевод отдельных предприятий на управление на принципах экономической самостоятельности, материальной заинтересованности и хозрасчета.
Если бы они получили правильное развитие и осмысление, то могли бы, несомненно, стать основательной базой для дальнейших реформ. Но дело заключалось в том, что они не давали зримого и сиюминутного успеха, и поэтому большого распространения эти нововведения не получили.
Политическая жизнь страны, как и прежде, несла на себе печать влияния традиций сталинизма. Высшее руководство страны, его деятельность оставались вне сферы публичной критики. Институты, через которые подобная критика могла иметь место, не были созданы. Важные политические решения принимались в узком кругу партийных и государственных руководителей, а нередко и самолично Хрущевым.
Реформы 1950 - 1960-х гг. несли на себе печать этой по-своему противоречивой личности. В то же время, справедливости ради, необходимо отметить то обстоятельство, что, будучи первым руководителем страны, Хрущев, осудив политические репрессии и единоличные методы управления, открыл дорогу развитию научной управленческой мысли. Это вовсе не означало уменьшение его личного приоритета как широкого специалиста во многих областях (об этом можно прочесть в его многочисленных докладах и выступлениях), но в период его руководства страной было положено начало новому витку возрождения научных воззрений на экономику и управление ею.
Объяснение:
Колониализм не пользуется доброй репутацией. Более того, в самих странах Востока, равно как и во многом поддерживавшей их в этом марксистской историографии, до сравнительно недавнего времени было принято едва ли неоднозначно считать, что колониализм – это зло. Еще недавно всерьез разрабатывались концепции, исходившие из того, что, если бы не колониальное вмешательство держав, принесшее столько несчастий народам Востока, они бы достигли на сегодня много большего. Сейчас от столь прямолинейных позиций специалисты в основном отходят. Но предубеждение к капиталистической колонизации остается. И, надо сказать, далеко не безосновательное.
Прежде всего колониализм, особенно ранний, был отмечен не только жестокостями, начиная с работорговли, но и беззастенчивой ставкой на разграбление природных богатств Востока и эксплуатацию дешевого труда его населения. И далеко не случайно именно там, где это проявлялось дольше всего и к тому же в весьма неблаговидной форме, уже на рубеже нашего века сложилось нечто вроде комплекса вины колонизаторов (воззвание Девентера «Долг чести» в голландской Индии). Черным пятном на совести европейцев навсегда останется африканская работорговля. Да и рассуждения англичан на тему о том, сколь тяжело «бремя белого человека», взятое ими на себя в Индии, – тоже в конечном счете лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре: каждому из английских колонизаторов было хорошо известно, что никто никогда не просил их брать на себя столь тяжелое для них «бремя». Словом, колониализм приукрашивать не приходится.
Другое дело – проблема исторической роли колониализма. Об этом стоит сказать особо. Дело в том, что современные арабы или индийцы, не говоря уже об африканцах, имеют немалый счет именно к колониализму, с ненавистью говорят о его наследии, гневно обличают проявление неоколониалистских тенденций и в то же время, как правило, весьма спокойно относятся к зверствам Чингис-хана или Тамерлана, к бесчеловечности африканских вождей, продававших за ружья и спирт в рабство своих пленников и даже соплеменников. Почему так? Дело объясняется достаточно просто. На войне как на войне: одни завоевывают, другие от этого терпят урон. Все понятно и само собой разумеется, как понятно и то, что правители распоряжаются жизнью своих подданных. Иное дело – чужие, европейцы, появляющиеся на Востоке со своими непонятными для его жителей нормами, иными принципами и целями. Это не просто враг, а бедствие, грозящее разрушить все, чем люди живы, на чем стоят. И неудивительно, что традиционная структура Востока всегда сопротивлялась колониализму, мобилизуя для этого все свои силы. Отсюда и неиссякаемая ненависть к нему, не просто дожившая до наших дней, но и время от времени набирающая силу и проявляющаяся в мощных взрывах наподобие иранского.
Академический анализ не может пройти мимо подобного явления. Но исследователь не должен идти на поводу у него и, руководствуясь какой-либо политической, идеологической или публицистической злободневностью, искажать истину. Истина же состоит в том, что колониализм отнюдь не может быть однозначно охарактеризован лишь как зло. И дело не только в том, чтобы сбалансировать саму формулу: колониальный капитал жестокими методами эксплуатировал Восток, грабил его ресурсы, но, взламывая традиционную структуру тем самым развитию колоний. Речь не только о взвешенности оценки, хотя это само по себе уже достаточно важно, ибо позволяет избежать односторонности и прямолинейности и восстановить реальное положение дел, что важно для любого непредвзятого исследования. Перед нами всемирно-исторического значения феномен, который нуждается в объективном анализе прежде всего потому, что без этого многое останется непонятным и необъясненным и по-прежнему будет оцениваться и решаться сквозь призму идейно-политических лозунгов, обычно отнюдь не содействующих постижению истины.
Оставляя в стороне значение колониализма для самой Европы, для развития в ней капитализма (имеется в виду первоначальное накопление; стоит, однако, оговориться, что роль ресурсов колониального Востока в этом в отечественной марксистской историографии обычно преувеличивалась), обратим преимущественное внимание на то, что колониализм и затем колониальный капитал во всех его модификациях сыграли решающую роль внешнего фактора, мощного импульса извне, не просто пробудившего традиционную структуру Востока, но и придавшего ей новый ритм поступательного развития. Без такого импульса традиционная структура по-прежнему развивалась бы в привычном ей русле при скромной роли контролируемого рынка и ограниченной в правах и возможностях частной собственности. И это касается абсолютно всего Востока, включая и Японию. Вот почему важность внешнего импульса можно сопоставить по значимости с ролью оплодотворения живого. организма: это было условие sine qua поп для последующего развития, для рождения нового качества.
Использование мощностей подведомственных предприятий и организаций для изготовления сверх установленного плана материалов, деталей, изделий и оборудования, необходимых для жилищного и культурно-бытового строительства, а также для механизации производственных процессов и улучшения условий труда в промышленности и строительстве.
35. Подбор и расстановка руководящих, инженерно-технических и научных работников по подведомственным предприятиям и организациям, проведение мероприятий по укомплектованию предприятий и организаций постоянными кадрами работников, по повышению квалификации и правильному их использованию.
В соответствии с решениями ноябрьского (1962 г.) Пленума ЦК КПСС начинает перестраиваться управление проектной, научно-исследовательской, конструкторской деятельностью, в связи с чем начинают создаваться государственные отраслевые комитеты.
Кроме того, происходит укрупнение административных экономических районов.
Так постепенно вновь стала проявляться тенденция к централизации управления.
Однако преобразования в управлении промышленностью не доходили до конкретных предприятий. Они по-прежнему находились под воздействием административных методов. Этот принцип управления уже не давал положительных результатов и ему на смену постепенно приходил экономический подход, но уже в новых организационно-правовых формах – объединениях. Тем самым практика как бы подсказала новое в управлении промышленным производством.
Незадолго до конца своей политической карьеры Хрущев стал осознавать, что причины неудачи его реформ состоят вовсе не в том, правильно или неправильно была выбрана схема управления. Он стал приглядываться к некоторым многообещающим экономическим экспериментам и проектам. В начале 1960-х гг. начинается перевод отдельных предприятий на управление на принципах экономической самостоятельности, материальной заинтересованности и хозрасчета.
Если бы они получили правильное развитие и осмысление, то могли бы, несомненно, стать основательной базой для дальнейших реформ. Но дело заключалось в том, что они не давали зримого и сиюминутного успеха, и поэтому большого распространения эти нововведения не получили.
Политическая жизнь страны, как и прежде, несла на себе печать влияния традиций сталинизма. Высшее руководство страны, его деятельность оставались вне сферы публичной критики. Институты, через которые подобная критика могла иметь место, не были созданы. Важные политические решения принимались в узком кругу партийных и государственных руководителей, а нередко и самолично Хрущевым.
Реформы 1950 - 1960-х гг. несли на себе печать этой по-своему противоречивой личности. В то же время, справедливости ради, необходимо отметить то обстоятельство, что, будучи первым руководителем страны, Хрущев, осудив политические репрессии и единоличные методы управления, открыл дорогу развитию научной управленческой мысли. Это вовсе не означало уменьшение его личного приоритета как широкого специалиста во многих областях (об этом можно прочесть в его многочисленных докладах и выступлениях), но в период его руководства страной было положено начало новому витку возрождения научных воззрений на экономику и управление ею.