Все грандиозные планы избавления от капиталистической эксплоатации потерпели крушение. Рухнул план ремесленников-рабочих, воспринявших учение Оуэна, — овладеть производством при профсоюзов. Борьба фабричных рабочих за 8-часовой рабочий день, за повышение заработной платы, стоившая огромного напряжения, потерпела поражение.
Ничего не получив в результате политической борьбы за всеобщее избирательное право, рабочие после реформы 1832 г . перешли к новым борьбы за улучшение своего положения.
Рабочие убедились, что одних средств экономической борьбы — профсоюзов и стачек — еще недостаточно для низвержения всей системы капитализма. Эти средства оказались бессильны против буржуазии, вооруженной всеми средствами принуждения государственного аппарата. Реформа 1832 г. ярче, чем когда-либо прежде, обнажила классовое лицо буржуазии. После опыта классовой борьбы начала 30-х годов в рабочем движении вновь выдвигается на первый план политическая борьба. Рабочие, выступая против буржуазных порядков, начинают действовать как самостоятельная политическая сила.
Подъему политической борьбы промышленный кризис, разразившийся в Англии в 1837 г.
Кризис вызвал резкое обострение недовольства не только в среде рабочего класса, но и мелкой буржуазии, бессильной перед конкуренцией крупного капитала.
Впервые в своей истории капитализм достиг своих физических пределов, охватив все населенные регионы планеты. В отличие от веков далее расширяться ему некуда. И только одно это предопределяет конец данной социально-экономической формации. Капитализм не может без расширения своих пределов, причем в силу нескольких своих особенностей. Еще в поза веке экономисты установили: работники и капиталисты в совокупности производят товаров и услуг больше, чем могут потребить сами. Им нужны все новые и новые рынки сбыта. Это диктуется и стремлением капитализма к прибыли в как можно более сжатые сроки, так и кредитным характером производства. Сама система ссудного процента (ростовщичество) требует экспансии. В 1990-е годы чисто географические пределы были достигнуты: капитализм рапространился.Затем были выбраны временные пределы: надуты кредитные пузыри – домохозяйства и государства выбрали спрос на годы и десятилетия вперед. Точно так же до предела довели недолговечность товаров. Попытки придумать искусственные потребности, создав столь же придуманный спрос, мало к чему привели. Теперь капитализм задыхается и пожирает сам себя. Ибо смена экономической парадигмы означает смену социально-экономического строя. Капитализм не может жить при замкнутом рынке. Да и технологии новой волны (Шестого и Седьмого техноукладов), будучи сверхэффективными (заменяя собою десяток нынешних работников на одного-двух или вовсе на безлюдные производства) и ресурсосберегающими, разрушают целые цепочки прежнего бизнеса и закрывают целые отрасли привычной индустрии. Новая парадигма потребует совершенно иного стиля жизни, отказа от глупого потребительства, совершенно новой философии. Ибо не секрет, что нынешний капитализм эксплуатирует семь смертных грехов человечества. А новый строй – это угроза потери власти и привилегий прежней капиталистической элитой, высший эшелон коей – финансовая «аристократия». Достижение географических и временных пределов, произошедшее впервые в истории, делает системный кризис капитализма неотвратимым. Все нынешние нарушения капиталистических законов (усиленная эмиссия денег, раздувание государственных долгов, перекладывание убытков корпораций на плечи государств, национализация банков и прямая бюджетная властей терпящим бедствие компаниям) – только оттяжка финала. Долгие годы современный капитализм мог сокращать издержки производства и уменьшать налоговые выплаты, перемещая реальный сектор с Запада (с его высокими налогами и дорогой рабочей силой) в страны Востока – где и налоги минимальны, и рабочая сила дешева. Дешева за счет низких социальных гарантий и возможности черпать рабочие руки из огромной восточной Деревни, казавшейся неисчерпаемой. Теперь процесс «перелива» тоже приходит к концу. Двадцать лет форсированной индустриализации Востока привели к «дерурализации» (раздеревниванию) в теплых дешевых странах. Правительства стран Востока, сталкиваясь с экологическими бедствиями и социальными издержками (эксплуатация рабочей силы дошла до предела, грозя революциями), отныне взяли курс на повышение налогов и реальных зарплат работников. Это, с одной стороны, развивает внутренний рынок самого Востока, с другой – делает его страны менее зависимыми от экспорта в страны ядра капиталистической системы (на Запад). Да и на самом Западе дальнейшая деиндустриализация грозит взрывами в среде рядового электората, остающегося без рабочих мест и вынужденного конкурировать с дешевыми китайскими рабочими. Запад вплотную подошел к возрождению коммунистического, фашистского и национал-социалистического движений. И в этом смысле предел современного капитализма близок.
Все грандиозные планы избавления от капиталистической эксплоатации потерпели крушение. Рухнул план ремесленников-рабочих, воспринявших учение Оуэна, — овладеть производством при профсоюзов. Борьба фабричных рабочих за 8-часовой рабочий день, за повышение заработной платы, стоившая огромного напряжения, потерпела поражение.
Ничего не получив в результате политической борьбы за всеобщее избирательное право, рабочие после реформы 1832 г . перешли к новым борьбы за улучшение своего положения.
Рабочие убедились, что одних средств экономической борьбы — профсоюзов и стачек — еще недостаточно для низвержения всей системы капитализма. Эти средства оказались бессильны против буржуазии, вооруженной всеми средствами принуждения государственного аппарата. Реформа 1832 г. ярче, чем когда-либо прежде, обнажила классовое лицо буржуазии. После опыта классовой борьбы начала 30-х годов в рабочем движении вновь выдвигается на первый план политическая борьба. Рабочие, выступая против буржуазных порядков, начинают действовать как самостоятельная политическая сила.
Подъему политической борьбы промышленный кризис, разразившийся в Англии в 1837 г.
Кризис вызвал резкое обострение недовольства не только в среде рабочего класса, но и мелкой буржуазии, бессильной перед конкуренцией крупного капитала.