Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы.
Смотрите, добрые люди: одурел старый! совсем спятил с ума! – говорила бледная, худощавая и добрая мать их, стоявшая у порога и не успевшая еще обнять ненаглядных детей своих.
Вот еще что выдумал! – говорила мать, обнимавшая между тем младшего.
Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке.
И слова эти были как искры, падавшие на сухое дерево.
«Сыны мои, сыны мои милые! что будет с вами? что ждет вас?» – говорила она, и слезы остановились в морщинах, изменивших ее когда-то прекрасное лицо.
Месяц с вышины неба давно уже озарял весь двор, наполненный спящими, густую кучу верб и высокий бурьян, в котором потонул частокол, окружавший двор.
Бедная старушка, лишенная последней надежды, уныло поплелась в хату.
Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их.
По временам только в стороне синели верхушки отдаленного леса, тянувшегося по берегам Днепра
Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы.
Смотрите, добрые люди: одурел старый! совсем спятил с ума! – говорила бледная, худощавая и добрая мать их, стоявшая у порога и не успевшая еще обнять ненаглядных детей своих.
Вот еще что выдумал! – говорила мать, обнимавшая между тем младшего.
Бедная старушка, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке.
И слова эти были как искры, падавшие на сухое дерево.
«Сыны мои, сыны мои милые! что будет с вами? что ждет вас?» – говорила она, и слезы остановились в морщинах, изменивших ее когда-то прекрасное лицо.
Месяц с вышины неба давно уже озарял весь двор, наполненный спящими, густую кучу верб и высокий бурьян, в котором потонул частокол, окружавший двор.
Бедная старушка, лишенная последней надежды, уныло поплелась в хату.
Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их.
По временам только в стороне синели верхушки отдаленного леса, тянувшегося по берегам Днепра