Быт и нравы города Калинова Город Калинов, изображенный А. Н. Островским в пьесе “Гроза”, — это и реальный город, типичный для России 60-х годов XIX века, и обобщенный образ русского купечества, и символ России середины столетия в целом. В основе композиции пьесы — принцип контраста. Красота, гармония волжского пейзажа противопоставлена жестокости и несправедливости человеческой жизни. “Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется. Пятьдесят лет каждый день гляжу на Волгу и все наглядеться не могу”. Этими восторженными словами механика-самоучки Кулигина начинается пьеса. Но люди, живущие рядом с Кулигиным, не замечают красоты природы. Дикой, Кабаниха, Феклуша, горожане невежественны и духовно убоги. Феклуша рассказывает, что люди огненного змея для скорости придумали. На что Кабаниха замечает, что пусть ее хоть золотом осыпают, но она на нем не поедет. Дикой считает, что гроза Богом в наказание посылается. Горожане уверены, что Литва с неба упала. Кулигин дает точную характеристику калиновцам. Он критикует жестокие нравы жителей города, мещанскую грубость. Горюет о “бедности нагольной”. Рассказывает, как у них в городе из зависти друг к другу торговлю подрывают, как на гербовых листах кляузы строчат на ближних. Как потом судятся, успокаивая себя мыслями: “Я потрачусь, да уж и ему в копейку станет”. Кулигин характеризует и семейные устои города. За высокими заборами льются “невидимые и неслышимые” слезы. Кабаниха “нищих оделяет, а домашних заела совсем”. Нравственные законы жизни людей подменяются в Кали-нове законом силы, власти и денег. Дикой, самый богатый человек в городе, ни дня не может прожить без ругани. Большие деньги развязывают ему руки и дают возможность безнаказанно куражиться над всеми, кто беден и материально от него зависим. Люди для него ничто. “Ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю”, — говорит он Кулигину. Но хоть и страшен Дикой своей необузданностью, внутренне это слабый человек. Даже Кабаниха замечает: “А и честь-то невелика, потому что воюешь-то ты всю жизнь с бабами”. Дикой обогащается, обманывая наемных рабочих, причем сам он не считает это преступлением. “Не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, а у меня из этого тысячи составляются”, — хвастливо говорит он городничему. “У кого деньги, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать”. Представитель закона принимает откровения Дикого как должное, потому что сам от богача в зависимости. Кабаниха, в отличие от Дикого, скрывает свои неблаговидные поступки за лживой добродетелью. От ее самодурства больше всех страдает Катерина. Свободолюбивая натура, она не может жить в семье, где младший беспрекословно подчиняется старшему, жена — мужу, где подавляется любое стремление к воле и проявление собственного достоинства. “Воля” для Кабанихи — слово ругательное. “Дождетесь! Поживете на воле! ” — угрожает она молодым. Для Кабанихи важнее всего не реальный порядок, а его внешнее проявление. Ее возмущает, что Тихон, уезжая из дома, не приказывает Катерине, как себя вести, да и не умеет приказать, а жена не кидается в ноги мужу и не воет, чтобы показать свою любовь. Кабаниха успокаивает себя лишь тем, что при ней будет все по-старому, а потом уж она не увидит. Из вековых традиций Кабанова взяла самое плохое, извлекла самые жестокие формы, оправдывающие деспотизм. Когда ее сыну говорят: “Врагам-то прощать надо, сударь”, он отвечает: “Поди-ка поговори с маменькой, что она тебе на это скажет”. В городе Калинове царят корысть и жестокость. Нет простора живым чувствам и разуму. Ложь и обман, став обыденным явлением в жизни, калечат души людей. Жизненный принцип Варвары — “делай что хочешь, только бы шито да крыто было”. По такому же закону живет и Кудряш. Он “благословляет” Бориса на встречу с Катериной, только просит быть осторожным: себе вреда не
ПРИСКАЗКИ А во лбу звезда горит. (красавица красы невиданной) Там русский дух - там русью пахнет. (запах родины) И я там был - мед, пиво пил. По усам текло, а в рот не попало. (не всяк пир пирут за мир) Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. (языком болтать не мешки ворочать) Мал да удал - далеко ускакал, траву перемял и вдаль убежал. Реки молочные, берега кисельные. В чистом поле, в широком раздолье, за темными лесами, за зелеными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами. Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает. Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка. Гусли-самогуды: сами заводятся, сами играют, сами пляшут, сами песни поют. За белы руки принимали, за столы белодубовы сажали, за скатерти браные, за яства сахарные, за питья медвяные. Из милости копытом траву-мураву досягает. Избушка, избушка на курьих ножках, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мертвой водой окропить - плоть и мясо срастаются, живой водой окропить - мертвый оживает. На море, на окияне, на острове на буяне лежит бел-горюч камень алатырь. На море, на окияне, на острове на буяне стоит бык печеный: в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого макай на ешь. На поле-поляне, на высоком кургане. Не белы снега в чистом поле забелелись... Не за былью и сказка гоняется. По локоть в красном золоте, по колени ноги в чистом серебре. Под светлым месяцем, под-белыми облаками, под частыми звездами . Под темными лесами, под ходячими облаками, под частыми звездами, под красным солнышком. Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Сивка-бурка, вещий каурка. Сказка от начала начинается, до конца читается, в середке не перебивается. Промеж глаз калена стрела укладывается. Растет не по дням, по часам, как пшеничное тесто на опаре киснет. Жил-был царь овес, он все сказки унес.
Город Калинов, изображенный А. Н. Островским в пьесе
“Гроза”, — это и реальный город, типичный для России 60-х годов XIX века, и
обобщенный образ русского купечества, и символ России середины
столетия в целом.
В основе композиции пьесы — принцип контраста.
Красота, гармония волжского пейзажа противопоставлена жестокости и
несправедливости человеческой жизни.
“Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Вид
необыкновенный! Красота! Душа радуется. Пятьдесят лет каждый день гляжу на
Волгу и все наглядеться не могу”. Этими восторженными словами механика-самоучки
Кулигина начинается пьеса. Но люди, живущие рядом с Кулигиным, не замечают
красоты природы.
Дикой, Кабаниха, Феклуша, горожане невежественны и
духовно убоги. Феклуша рассказывает, что люди огненного змея для скорости
придумали. На что Кабаниха замечает, что пусть ее хоть золотом осыпают, но она
на нем не поедет. Дикой считает, что гроза Богом в наказание посылается.
Горожане уверены, что Литва с неба упала.
Кулигин дает точную характеристику калиновцам. Он
критикует жестокие нравы жителей города, мещанскую грубость. Горюет о “бедности
нагольной”. Рассказывает, как у них в городе из зависти друг к другу торговлю
подрывают, как на гербовых листах кляузы строчат на ближних. Как потом судятся,
успокаивая себя мыслями: “Я потрачусь, да уж и ему в копейку станет”.
Кулигин характеризует и семейные устои города. За
высокими заборами льются “невидимые и неслышимые” слезы. Кабаниха “нищих
оделяет, а домашних заела совсем”.
Нравственные законы жизни людей подменяются в
Кали-нове законом силы, власти и денег. Дикой, самый богатый человек в городе,
ни дня не может прожить без ругани. Большие деньги развязывают ему руки и дают
возможность безнаказанно куражиться над всеми, кто беден и материально от него
зависим. Люди для него ничто. “Ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю”,
— говорит он Кулигину. Но хоть и страшен Дикой своей необузданностью, внутренне
это слабый человек. Даже Кабаниха замечает: “А и честь-то невелика, потому что
воюешь-то ты всю жизнь с бабами”.
Дикой обогащается, обманывая наемных рабочих, причем
сам он не считает это преступлением. “Не доплачу я им по какой-нибудь копейке
на человека, а у меня из этого тысячи составляются”, — хвастливо говорит он
городничему. “У кого деньги, тот старается бедного закабалить, чтобы на его
труды даровые еще больше денег наживать”. Представитель закона принимает
откровения Дикого как должное, потому что сам от богача в зависимости.
Кабаниха, в отличие от Дикого, скрывает свои
неблаговидные поступки за лживой добродетелью. От ее самодурства больше всех
страдает Катерина. Свободолюбивая натура, она не может жить в семье, где
младший беспрекословно подчиняется старшему, жена — мужу, где подавляется любое
стремление к воле и проявление собственного достоинства. “Воля” для Кабанихи —
слово ругательное. “Дождетесь! Поживете на воле! ” — угрожает она молодым. Для
Кабанихи важнее всего не реальный порядок, а его внешнее проявление. Ее возмущает,
что Тихон, уезжая из дома, не приказывает Катерине, как себя вести, да и не
умеет приказать, а жена не кидается в ноги мужу и не воет, чтобы показать свою
любовь. Кабаниха успокаивает себя лишь тем, что при ней будет все по-старому, а
потом уж она не увидит. Из вековых традиций Кабанова взяла самое плохое,
извлекла самые жестокие формы, оправдывающие деспотизм. Когда ее сыну говорят:
“Врагам-то прощать надо, сударь”, он отвечает: “Поди-ка поговори с маменькой,
что она тебе на это скажет”.
В городе Калинове царят корысть и жестокость. Нет
простора живым чувствам и разуму. Ложь и обман, став обыденным явлением в
жизни, калечат души людей. Жизненный принцип Варвары — “делай что хочешь,
только бы шито да крыто было”. По такому же закону живет и Кудряш. Он
“благословляет” Бориса на встречу с Катериной, только просит быть осторожным:
себе вреда не
Там русский дух - там русью пахнет. (запах родины)
И я там был - мед, пиво пил. По усам текло, а в рот не попало. (не всяк пир пирут за мир)
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. (языком болтать не мешки ворочать)
Мал да удал - далеко ускакал, траву перемял и вдаль убежал.
Реки молочные, берега кисельные.
В чистом поле, в широком раздолье, за темными лесами, за зелеными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами.
Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает.
Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка.
Гусли-самогуды: сами заводятся, сами играют, сами пляшут, сами песни поют.
За белы руки принимали, за столы белодубовы сажали, за скатерти браные, за яства сахарные, за питья медвяные.
Из милости копытом траву-мураву досягает.
Избушка, избушка на курьих ножках, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Мертвой водой окропить - плоть и мясо срастаются, живой водой окропить - мертвый оживает.
На море, на окияне, на острове на буяне лежит бел-горюч камень алатырь.
На море, на окияне, на острове на буяне стоит бык печеный: в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого макай на ешь.
На поле-поляне, на высоком кургане.
Не белы снега в чистом поле забелелись...
Не за былью и сказка гоняется.
По локоть в красном золоте, по колени ноги в чистом серебре.
Под светлым месяцем, под-белыми облаками, под частыми звездами .
Под темными лесами, под ходячими облаками, под частыми звездами, под красным солнышком.
Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Сивка-бурка, вещий каурка.
Сказка от начала начинается, до конца читается, в середке не перебивается.
Промеж глаз калена стрела укладывается.
Растет не по дням, по часам, как пшеничное тесто на опаре киснет.
Жил-был царь овес, он все сказки унес.