1) Обтесал топором большое бревно и вбил его в песок на берегу, на том самом месте, куда меня выбросило бурей, и прибил к этому столбу перекладину, на которой вырезал крупными буквами такие слова: ЗДЕСЬ Я ВПЕРВЫЕ СТУПИЛ НА ЭТОТ ОСТРОВ 30 СЕНТЯБРЯ 1659 ГОДА С тех пор я каждый день делал на своём столбе зарубку в виде короткой чёрточки. Через шесть чёрточек я делал одну длиннее — это означало воскресенье; зарубки же, обозначающие первое число каждого месяца, я делал ещё длиннее. Таким образом я вёл мой календарь, отмечая дни, недели, месяцы и годы.
2) Перечисляя вещи, перевезённые мною с корабля, как уже было сказано, в одиннадцать приёмов, я не упомянул о многих мелочах, хотя и не особенно ценных, но сослуживших мне тем не менее большую службу. Так, например, в каютах капитана и его я нашёл чернила, перья и бумагу, три или четыре компаса, некоторые астрономические приборы, подзорные трубы, географические карты и корабельный журнал. Всё это я сложил в один из сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из этих вещей. Затем мне попалось несколько книг на португальском языке. Я подобрал и их.
3) Были у нас на корабле две кошки и собака
4) Над тем частоколом, которым я обвёл моё жилище, я работал чуть не целый год. Нарубить в лесу толстые жерди, вытесать из них колья, перетащить эти колья к палатке — на всё это нужно было много времени
5) Порою на меня нападало отчаяние, я испытывал смертельную тоску, чтобы побороть эти горькие чувства, я взял перо и попытался доказать себе самому, что в моём бедственном положении есть всё же немало хорошего. Я разделил страницу пополам и написал слева «худо», а справа «хорошо», и вот что у меня получилось: худо-хорошо
В рассказе Василия Макаровича Шукшина "Обида" речь идет об обыкновенном житейском случае, свидетелем или участником которого может оказаться каждый из нас в любую минуту: в транспорте, в магазине, в любом учреждении. Это, к сожалению, стало обыденной реальностью. Речь идет о... хамстве, обыкновенном хамстве.
Сашке Ермолаеву нахамила продавщица, ее поддержала очередь. И все это в присутствии крохотули-дочки, которая еще в силу своего возраста не может понять, что случилось, но сердцем чувствует, что эти тети и дяди "плохие", они обидели ее папу. И Сашке стыдно перед дочерью за этих людей.
Как поступить ему?
Может, промолчать, повернуться и уйти? Как говорится, лбом стену не , только шишки себе набьешь. А этих людей словом не переубедишь. И грубиянку-продавщицу, и людей из очереди, поддержавших ее, особенно Плаща-Чукалова.
Но ведь далеко не каждый человек сможет хотя бы внешне спокойно перенести обиду. Просто не сможет.
Тогда, может быть, проще на грубость ответить грубостью, отвести душу и тут же забыть о случившемся? Как говорят в народе, когда не хватает слов выражения.
Но опять-таки не каждый человек может опуститься до грубости и хамства. По своему складу он не может этого.
Но есть еще один аргумент — сила, к которому и решил обратиться Сашка Ермолаев. В данном случае этот аргумент — молоток. И только счастливая случайность, только вмешательство жены предотвратило катастрофу, иначе могло произойти непоправимое.
В состоянии аффекта, не рассчитав силы, Сашка мог бы убить человека... А это уже самое страшное. Как потом жить дальше, зная, что ты лишил жизни пусть и плохого, но человека. Убить кого-то — это убить и большую часть своей души, самого себя. Это однозначно. Что может быть труднее и страшнее жизни с постоянным ощущением своей вины, вечными угрызениями совести? Об этом страшно даже подумать.
С тех пор я каждый день делал на своём столбе зарубку в виде короткой чёрточки. Через шесть чёрточек я делал одну длиннее — это означало воскресенье; зарубки же, обозначающие первое число каждого месяца, я делал ещё длиннее. Таким образом я вёл мой календарь, отмечая дни, недели, месяцы и годы.
2) Перечисляя вещи, перевезённые мною с корабля, как уже было сказано, в одиннадцать приёмов, я не упомянул о многих мелочах, хотя и не особенно ценных, но сослуживших мне тем не менее большую службу. Так, например, в каютах капитана и его я нашёл чернила, перья и бумагу, три или четыре компаса, некоторые астрономические приборы, подзорные трубы, географические карты и корабельный журнал. Всё это я сложил в один из сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из этих вещей. Затем мне попалось несколько книг на португальском языке. Я подобрал и их.
3) Были у нас на корабле две кошки и собака
4) Над тем частоколом, которым я обвёл моё жилище, я работал чуть не целый год. Нарубить в лесу толстые жерди, вытесать из них колья, перетащить эти колья к палатке — на всё это нужно было много времени
5) Порою на меня нападало отчаяние, я испытывал смертельную тоску, чтобы побороть эти горькие чувства, я взял перо и попытался доказать себе самому, что в моём бедственном положении есть всё же немало хорошего.
Я разделил страницу пополам и написал слева «худо», а справа «хорошо», и вот что у меня получилось:
худо-хорошо
Объяснение:
В рассказе Василия Макаровича Шукшина "Обида" речь идет об обыкновенном житейском случае, свидетелем или участником которого может оказаться каждый из нас в любую минуту: в транспорте, в магазине, в любом учреждении. Это, к сожалению, стало обыденной реальностью. Речь идет о... хамстве, обыкновенном хамстве.
Сашке Ермолаеву нахамила продавщица, ее поддержала очередь. И все это в присутствии крохотули-дочки, которая еще в силу своего возраста не может понять, что случилось, но сердцем чувствует, что эти тети и дяди "плохие", они обидели ее папу. И Сашке стыдно перед дочерью за этих людей.
Как поступить ему?
Может, промолчать, повернуться и уйти? Как говорится, лбом стену не , только шишки себе набьешь. А этих людей словом не переубедишь. И грубиянку-продавщицу, и людей из очереди, поддержавших ее, особенно Плаща-Чукалова.
Но ведь далеко не каждый человек сможет хотя бы внешне спокойно перенести обиду. Просто не сможет.
Тогда, может быть, проще на грубость ответить грубостью, отвести душу и тут же забыть о случившемся? Как говорят в народе, когда не хватает слов выражения.
Но опять-таки не каждый человек может опуститься до грубости и хамства. По своему складу он не может этого.
Но есть еще один аргумент — сила, к которому и решил обратиться Сашка Ермолаев. В данном случае этот аргумент — молоток. И только счастливая случайность, только вмешательство жены предотвратило катастрофу, иначе могло произойти непоправимое.
В состоянии аффекта, не рассчитав силы, Сашка мог бы убить человека... А это уже самое страшное. Как потом жить дальше, зная, что ты лишил жизни пусть и плохого, но человека. Убить кого-то — это убить и большую часть своей души, самого себя. Это однозначно. Что может быть труднее и страшнее жизни с постоянным ощущением своей вины, вечными угрызениями совести? Об этом страшно даже подумать.