У.Шекспира «Король Лир» (1605-1606). Младшая и самая любимая дочь короля Лира. Лир, сообщая о своем решении отречься от престола и разделить свои владения между тремя дочерьми, предлагает им сказать, кто из них его «любит больше», чтобы он смог «…щедрость проявить // В прямом согласьи с заслугой каждой». Услышав ответ К. («…Я вас люблю, // Как долг велит,— не больше и не меньше»), взбешенный, не помнящий себя от ярости, Лир изгоняет дочь. К. надолго исчезает со страниц пьесы и появляется вновь в ее финале, когда она вместе с войском супруга своего Короля Французского вступает на земли Британии, чтобы отца от мести своих старших сестер, Реганы и Гонерильи, тех самых, чья притворная любовь и неприкрытая лесть оказались для их отца дороже, нежели ее искренность и прямодушие. К. и Лир обретают друг друга: Лир просит у дочери прощение; К. полна любви и нежной заботы о старом, немощном отце. Однако эта идиллия оказывается недолгой: взятые в плен войсками мятежных сестер, они оказываются в тюрьме, где по тайному приказу К. в ее камере «…повесили, сказав, // Что это ею сделано самою // В отчаяньи». Именно здесь, при виде мертвой К., приходит к Лиру окончательное прозрение. Его надежда, что она еще жива, и сменяющее ее отчаяние, когда он понимает, что надеяться не на что,— безмерны, беспредельны. Шекспироведами давно сделано наблюдение, что К. и Шут не случайно ни разу не возникают на страницах пьесы (а стало быть, и на сцене) одновременно: дело в том, что обе роли исполнял в шекспировской труппе один актер. Однако это обстоятельство, казалось бы, чисто внутритеатрального свойства, имеет глубинный, философский смысл; К. и Шут — два воплощения совести Лира: она — олицетворенная кротость, любовь, всепрощение; он — выражение «мудрости чудака», которая странным контрапунктом оттеняет перепад моментов безумия и глубочайшего прозрения Лира. Исполнительницы роли К.— «голубой героини» — как правило, отступают в тень рядом с актерами, играющими другие, значительно более разноплановые роли шекспировской трагедии. Из английских актрис достойна упоминания Эллен Терри, игравшая в спектакле театра «Лицеум» вместе с Г.Ирвингом-Лиром (1892). На русской сцене — А.А.Яблочкина (Малый театр, 1895).
Сижу за решеткой в темнице сырой. / Вскормленный в неволе орел молодой, / Мой грустный товарищ, махая крылом, / Кровавую пищу клюет под окном
В первой строфе изображена тоска узника в его сырой темнице, его ужас перед неволей. Он видит другого орла - своего товарища, который грустит, видя своего друга за прочной решеткой.
Клюет, и бросает, и смотрит в окно, / Как будто со мною задумал одно. \ Зовет меня взглядом и криком своим / И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Орел, который находится в неволе, мечтает о полете. Здесь тоже нет слова "свобода", но призыв "Давай улетим" - это как бы синоним понятия свободы.
В последней строфе понятие свобода выражено синонимом "воля"
"Мы вольные птицы; пора, брат, пора! ", а также понятием "гулять": "Туда, где гуляем лишь ветер… да я!…"
У.Шекспира «Король Лир» (1605-1606). Младшая и самая любимая дочь короля Лира. Лир, сообщая о своем решении отречься от престола и разделить свои владения между тремя дочерьми, предлагает им сказать, кто из них его «любит больше», чтобы он смог «…щедрость проявить // В прямом согласьи с заслугой каждой». Услышав ответ К. («…Я вас люблю, // Как долг велит,— не больше и не меньше»), взбешенный, не помнящий себя от ярости, Лир изгоняет дочь. К. надолго исчезает со страниц пьесы и появляется вновь в ее финале, когда она вместе с войском супруга своего Короля Французского вступает на земли Британии, чтобы отца от мести своих старших сестер, Реганы и Гонерильи, тех самых, чья притворная любовь и неприкрытая лесть оказались для их отца дороже, нежели ее искренность и прямодушие. К. и Лир обретают друг друга: Лир просит у дочери прощение; К. полна любви и нежной заботы о старом, немощном отце. Однако эта идиллия оказывается недолгой: взятые в плен войсками мятежных сестер, они оказываются в тюрьме, где по тайному приказу К. в ее камере «…повесили, сказав, // Что это ею сделано самою // В отчаяньи». Именно здесь, при виде мертвой К., приходит к Лиру окончательное прозрение. Его надежда, что она еще жива, и сменяющее ее отчаяние, когда он понимает, что надеяться не на что,— безмерны, беспредельны. Шекспироведами давно сделано наблюдение, что К. и Шут не случайно ни разу не возникают на страницах пьесы (а стало быть, и на сцене) одновременно: дело в том, что обе роли исполнял в шекспировской труппе один актер. Однако это обстоятельство, казалось бы, чисто внутритеатрального свойства, имеет глубинный, философский смысл; К. и Шут — два воплощения совести Лира: она — олицетворенная кротость, любовь, всепрощение; он — выражение «мудрости чудака», которая странным контрапунктом оттеняет перепад моментов безумия и глубочайшего прозрения Лира. Исполнительницы роли К.— «голубой героини» — как правило, отступают в тень рядом с актерами, играющими другие, значительно более разноплановые роли шекспировской трагедии. Из английских актрис достойна упоминания Эллен Терри, игравшая в спектакле театра «Лицеум» вместе с Г.Ирвингом-Лиром (1892). На русской сцене — А.А.Яблочкина (Малый театр, 1895).
Сижу за решеткой в темнице сырой. / Вскормленный в неволе орел молодой, / Мой грустный товарищ, махая крылом, / Кровавую пищу клюет под окном
В первой строфе изображена тоска узника в его сырой темнице, его ужас перед неволей. Он видит другого орла - своего товарища, который грустит, видя своего друга за прочной решеткой.
Клюет, и бросает, и смотрит в окно, / Как будто со мною задумал одно. \ Зовет меня взглядом и криком своим / И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Орел, который находится в неволе, мечтает о полете. Здесь тоже нет слова "свобода", но призыв "Давай улетим" - это как бы синоним понятия свободы.
В последней строфе понятие свобода выражено синонимом "воля"
"Мы вольные птицы; пора, брат, пора! ", а также понятием "гулять": "Туда, где гуляем лишь ветер… да я!…"