Книгу "Где начинается небо" Яковлев Юрий Яковлевич вероятно стоит иметь в своей домашней библиотеке. Это настоящее явление в литературе, которое не любишь, а восхищаешься всем естеством, оно не нравится, а приводит в неописуемый восторг. Благодаря живому и динамичному языку повествования все зрительные образы у читателя наполняются всей гаммой красок и звуков. Сюжет разворачивается в живописном месте, которое легко ложится в основу и становится практически родным и словно, знакомым с детства. В процессе чтения появляются отдельные домыслы и догадки, но связать все воедино невозможно, и лишь в конце все становится и на свои места. Написано настолько увлекательно и живо, что все картины и протагонисты запоминаются на долго и даже спустя довольно долгое время, моментально вспоминаются. Небезынтересно наблюдать как герои, обладающие не высокой моралью, пройдя через сложные испытания, преобразились духовно и кардинально сменили свои взгляды на жизнь. Захватывающая тайна, хитросплетенность событий, неоднозначность фактов и парадоксальность ощущений были гениально вплетены в эту историю. Замечательно то, что параллельно с сюжетом встречаются ноты сатиры, которые сгущают изображение порой даже до нелепости, и доводят образ до крайности. На первый взгляд сочетание любви и дружбы кажется обыденным и приевшимся, но впоследствии приходишь к выводу очевидности выбранной проблематики. Умеренное уделение внимания мелочам, создало довольно четкую картину, но и не лишило читателя места для его личного воображения.
отличие от Лермонтова («Песня про царя Ивана Васильевича...»), Гоголя («Тарас Бульба»), обращавшихся к в поисках героических характеров, Толстой в рассказе «После бала» восстанавливает чтобы показать, что его ужасы живут в настоящем, лишь слегка видоизменившись, что с его социальным неравенством, жестокостью, несправедливостью незримо присутствует в дне сегодняшнем (время написания рассказа), что необходимо обновление жизни. В рассказе перекликаются две эпохи — та, которую изображает Толстой (40-е годы XIX века, эпоха Николая I), и та, которая присутствует незримо, в постановке социальных, философских проблем, вопросов морали (900-е годы).
