Читай не так, как пономарь; \ А с чувством, с толком, с расстановкой.
Куда как чуден создан свет!
Что за тузы в Москве живут и умирают!
В мои лета \ Не можно же пускаться мне вприсядку!
Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Упал он больно, встал здорово.
Свежо предание, а верится с трудом.
говорит, как пишет!
Хоть душу отпусти на покаянье!
Ну как не порадеть родному человечку!
Мне только бы досталось в генералы.
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой.
Дома новы́, но предрассудки стары.
А судьи кто?
Читай не так, как пономарь; \ А с чувством, с толком, с расстановкой.
Куда как чуден создан свет!
Что за тузы в Москве живут и умирают!
В мои лета \ Не можно же пускаться мне вприсядку!
Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Упал он больно, встал здорово.
Свежо предание, а верится с трудом.
говорит, как пишет!
Хоть душу отпусти на покаянье!
Ну как не порадеть родному человечку!
Мне только бы досталось в генералы.
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой.
Дома новы́, но предрассудки стары.
А судьи кто?
И сожженные листья кружатся.
Им на черствой земле приготовлен покой,
На нее они тихо ложатся...
Небо тихо, и воздух в покое застыл,
Солнце жжет и безжалостно душит.
Словно кто-то безумный наш мир посетил,
И за что-то бесчувственно рушит...
Он не будет багрить запыленных дорог,
Не убьет человека напрасно.
Но истерся давно мирозданья порог,
Нет того, что считали прекрасным...
Иссушили моря и деревья пожгли,
Обесплодили земли, забросили.
И разграбили самые недра земли,
Оставляя сгоревшие проседи...
Мир устал от борьбы, словно загнанный зверь
Из угла бесполезно таращится.
Люди вилами тычут, сильней и больней,
И опять друг за дружкою тащатся...
Но недолго осталось планете вздыхать,
Скоро время придет облегчения.
И хоть жалко и грустно порой умирать,
Это — лучшее в мире лечение...