Сложную задачу иллюстрировать произведения Ф.М.Достоевского удалось решить художнику Илье Сергеевичу Глазунову, возможно, потому, что Достоевский – его любимый писатель. На протяжении более 30 лет Глазунов убедительно раскрывает мысли-образы великого романиста, его дух и философию во всей их противоречивости и сложности.
Художник иллюстрирует узловые моменты в развитии сюжета романа "Преступление и наказание" и портреты его героев. Главный из них – Родион Раскольников – изображается трижды: 1) на фоне городской улицы, "среди людей"; 2) перед совершением преступления; 3) после преступления.
Достоевский, рисуя портрет Раскольникова в начале романа, пишет: "Кстати, он был замечательно хорош собой". В иллюстрации Глазунова эти слова о внешней красоте Раскольникова получают конкретное воплощение. Всмотритесь: большие глаза, прямой нос, красиво очерченные губы. Перед нами – типичный герой-романтик, мечтатель.
На страницах романа Достоевский уделяет достаточное внимание тому, во что одет Раскольников: костюм героя характеризует его социальное положение. Глазунов не прорисовывает одежду Раскольникова с такой же тщательностью, с какой рисует лицо: он, как и Достоевский, стремится показать прежде всего внутренний мир, душу героя. Однако художник ограничен в средствах изображения рамками картины, и он акцентирует внимание зрителя на лице героя. Именно лицо: выражение глаз, губ – является центром портрета, именно оно "говорит" о внутреннем состоянии героя. Художник смог передать переживания Раскольникова, его глубокую задумчивость. По выражению лица этого человека мы видим, как тяжело ему сосредоточиться на одной из своих мыслей, которые "порой мешаются". Раскольников изображен на одной из улиц Петербурга, еще "среди людей", но уже оторван от них, не замечает окружающего, хотя пока и не осознает трагичность ситуации, которую он сам себе "готовит".
На втором портрете Раскольников непосредственно перед совершением задуманного им убийства старухи-процентщицы. За спиной у него знаменитые тринадцать ступеней, ведущие в его каморку. Внешний облик Раскольникова значительно отличается от того, который мы видели на первой иллюстрации. На нас смотрит все тот же молодой человек с умными глазами, но в его взгляде уже чувствуется нечто звериное. Это лицо мы уже не можем назвать красивым.
На третьей иллюстрации Раскольников предстанет перед нами, лежа на софе в своей каморке после убийства старухи-процентщицы: "Войдя к себе, он бросился на диван, так, как был, в забытьи... Клочки и отрывки каких-то мыслей так и кишели в его голове; но он ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться... ( ч.1, гл. 7) Так пролежал он очень долго..."
Здесь Раскольников и вовсе не похож на себя. В его облике не осталось ничего человеческого, скорее он похож на привидение. Такое восприятие обусловлено тем, что Глазунов легкими штрихами намечает фигуру Раскольникова, ничего не уточняя, не детализируя. Здесь мы не найдем тех выразительных глаз, которые видели на первой и даже на второй иллюстрациях. Нет здесь и о многом "говорящих" губ. Мимика вообще отсутствует. Можно даже сказать, что душа покинула тело Раскольникова. Эта иллюстрация нам понять внутреннее состояние героя после убийства.
"Только тогда, – пишет С.Белов в комментарии к роману, – когда узнаем, что Раскольников задумал убийство, мы поймем, что он не случайно был замечательно хорош собою. Мечтатель, романтик – и вынашивает грязную мысль об убийстве и грабеже. Преступление героя, отвратительное и низкое, резко контрастирует с его благородной внешностью, и в этом, может быть, тоже залог его воскресения".
Раскольников изображен в своей комнате. Каморка – последний штрих к его портрету. Здесь нет места человеку со здоровым сознанием. Тесная, узкая каморка Раскольникова Достоевским поочередно сравнивается со шкафом, комодом, морской каютой и сундуком, а Пульхерией Александровной, матерью Раскольникова, – даже с гробом. Эта желтая каморка не просто является свидетелем "ужасных, диких и фантастических вопросов", которые зрели и накапливались в больном мозгу Раскольникова и которые он сам с собой, лежа здесь на диване, не раз "передумал, перешептал и переспорил". Ненавистная ему конура усиливала в нем мрачное ощущение мучительного, бесконечного отчуждения и отъединения.
Изобретение русского слова «паровоз» приписывается Н. И. Гречу, который в середине XIX века издавал газету «Северная пчела». До этого паровоз называли «самокатная паровая машина» (или просто «машина»), «паровая фура», «паровая телега», «пароходка» — у Черепановых и В. А. Жуковского, и даже «пароход». В 1836 году в связи с предстоящим открытием Царскосельской железной дороги в «Северной пчеле» № 223 от 30 сентября появилось следующее сообщение:
Немедленно по прибытии паровых машин, которые для отличия от водяных пароходов можно было бы назвать паровозами, последуют опыты употребления их…[1]
В первых отчётах строителя Царскосельской железной дороги Ф. А. Герстнера встречается: «паровая машина», «паровой экипаж», «паровая карета». С 1837 года Герстнер уже использует слово «паровоз». В отчётах Царскосельской железной дороги слово «паровоз» впервые появляется 8 февраля того же года[2].
Сложную задачу иллюстрировать произведения Ф.М.Достоевского удалось решить художнику Илье Сергеевичу Глазунову, возможно, потому, что Достоевский – его любимый писатель. На протяжении более 30 лет Глазунов убедительно раскрывает мысли-образы великого романиста, его дух и философию во всей их противоречивости и сложности.
Художник иллюстрирует узловые моменты в развитии сюжета романа "Преступление и наказание" и портреты его героев. Главный из них – Родион Раскольников – изображается трижды: 1) на фоне городской улицы, "среди людей"; 2) перед совершением преступления; 3) после преступления.
Достоевский, рисуя портрет Раскольникова в начале романа, пишет: "Кстати, он был замечательно хорош собой". В иллюстрации Глазунова эти слова о внешней красоте Раскольникова получают конкретное воплощение. Всмотритесь: большие глаза, прямой нос, красиво очерченные губы. Перед нами – типичный герой-романтик, мечтатель.
На страницах романа Достоевский уделяет достаточное внимание тому, во что одет Раскольников: костюм героя характеризует его социальное положение. Глазунов не прорисовывает одежду Раскольникова с такой же тщательностью, с какой рисует лицо: он, как и Достоевский, стремится показать прежде всего внутренний мир, душу героя. Однако художник ограничен в средствах изображения рамками картины, и он акцентирует внимание зрителя на лице героя. Именно лицо: выражение глаз, губ – является центром портрета, именно оно "говорит" о внутреннем состоянии героя. Художник смог передать переживания Раскольникова, его глубокую задумчивость. По выражению лица этого человека мы видим, как тяжело ему сосредоточиться на одной из своих мыслей, которые "порой мешаются". Раскольников изображен на одной из улиц Петербурга, еще "среди людей", но уже оторван от них, не замечает окружающего, хотя пока и не осознает трагичность ситуации, которую он сам себе "готовит".
На втором портрете Раскольников непосредственно перед совершением задуманного им убийства старухи-процентщицы. За спиной у него знаменитые тринадцать ступеней, ведущие в его каморку. Внешний облик Раскольникова значительно отличается от того, который мы видели на первой иллюстрации. На нас смотрит все тот же молодой человек с умными глазами, но в его взгляде уже чувствуется нечто звериное. Это лицо мы уже не можем назвать красивым.
На третьей иллюстрации Раскольников предстанет перед нами, лежа на софе в своей каморке после убийства старухи-процентщицы: "Войдя к себе, он бросился на диван, так, как был, в забытьи... Клочки и отрывки каких-то мыслей так и кишели в его голове; но он ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться... ( ч.1, гл. 7) Так пролежал он очень долго..."
Здесь Раскольников и вовсе не похож на себя. В его облике не осталось ничего человеческого, скорее он похож на привидение. Такое восприятие обусловлено тем, что Глазунов легкими штрихами намечает фигуру Раскольникова, ничего не уточняя, не детализируя. Здесь мы не найдем тех выразительных глаз, которые видели на первой и даже на второй иллюстрациях. Нет здесь и о многом "говорящих" губ. Мимика вообще отсутствует. Можно даже сказать, что душа покинула тело Раскольникова. Эта иллюстрация нам понять внутреннее состояние героя после убийства.
"Только тогда, – пишет С.Белов в комментарии к роману, – когда узнаем, что Раскольников задумал убийство, мы поймем, что он не случайно был замечательно хорош собою. Мечтатель, романтик – и вынашивает грязную мысль об убийстве и грабеже. Преступление героя, отвратительное и низкое, резко контрастирует с его благородной внешностью, и в этом, может быть, тоже залог его воскресения".
Раскольников изображен в своей комнате. Каморка – последний штрих к его портрету. Здесь нет места человеку со здоровым сознанием. Тесная, узкая каморка Раскольникова Достоевским поочередно сравнивается со шкафом, комодом, морской каютой и сундуком, а Пульхерией Александровной, матерью Раскольникова, – даже с гробом. Эта желтая каморка не просто является свидетелем "ужасных, диких и фантастических вопросов", которые зрели и накапливались в больном мозгу Раскольникова и которые он сам с собой, лежа здесь на диване, не раз "передумал, перешептал и переспорил". Ненавистная ему конура усиливала в нем мрачное ощущение мучительного, бесконечного отчуждения и отъединения.
Объяснение:
Изобретение русского слова «паровоз» приписывается Н. И. Гречу, который в середине XIX века издавал газету «Северная пчела». До этого паровоз называли «самокатная паровая машина» (или просто «машина»), «паровая фура», «паровая телега», «пароходка» — у Черепановых и В. А. Жуковского, и даже «пароход». В 1836 году в связи с предстоящим открытием Царскосельской железной дороги в «Северной пчеле» № 223 от 30 сентября появилось следующее сообщение:
Немедленно по прибытии паровых машин, которые для отличия от водяных пароходов можно было бы назвать паровозами, последуют опыты употребления их…[1]
В первых отчётах строителя Царскосельской железной дороги Ф. А. Герстнера встречается: «паровая машина», «паровой экипаж», «паровая карета». С 1837 года Герстнер уже использует слово «паровоз». В отчётах Царскосельской железной дороги слово «паровоз» впервые появляется 8 февраля того же года[2].