Полковник Б., отец Вареньки, в которую в молодости был влюблен Иван Васильевич (он же и рассказчик), предстает для нас прежде всего через точку зрения рассказчика. На балу рассказчик, опьяненный любовью видит “ласковую, радостную улыбку в его блестящих глазах и губах”. Иван Васильевич умиляется и нежно восторгается, глядя на отца Вареньки, на его сапоги, на его танец с дочерью, и видит во всем прекрасное. На следующее утро после бала, Иван Васильевич натыкается на толпу и видит “высокого военного с твердым шагом”, который оказывается тем же самым полковником Б., только теперь рассказчик видит его совершенно иначе, слышит его гневный голос, отсчитывающий солдата за то, что тот недостаточно сильно бьет татарина, проводимого через строй. Увидав молодого человека, полковник притворяется не узнавшим его, “грозно и злобно нахмурившись, поспешно отвернулся”. По пути назад, рассказчик вспоминает самоуверенный и грозный голос полковника, пытается оправдать столь жесткую перемену своим “незнанием того, что знают они”, однако не сумев примирить свою впечатлительную натуру, оставляет желание поступать на военную службу и остывает к Вареньке.
- Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хороню, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае. Я вот про себя скажу. Так заговорил всеми уважаемый Иван Васильевич после разговора, шедшего между нами, о том, что для личного совершенствования необходимо прежде изменить условия, среди которых живут люди. Никто, собственно, не говорил, что нельзя самому понять, что хорошо, что дурно, но у Ивана Васильевича была такая манера отвечать на свои собственные, возникающие вследствие разговора мысли и по случаю этих мыслей рассказывать эпизоды из своей жизни. Часто он совершенно забывал повод, по которому он рассказывал, увлекаясь рассказом, тем более что рассказывал он очень искренно и правдиво. Так он сделал и теперь. - Я про себя скажу. Вся моя жизнь сложилась так, а не иначе, не от среды, а совсем от другого. - От чего же? - спросили мы. - Да это длинная история. Чтобы понять, надо много рассказывать. - Вот вы и расскажите. Иван Васильевич задумался, покачал головой. - Да, - сказал он. - Вся жизнь переменилась от одной ночи, или, скорее утра. - Да что же было? - А было то, что был я сильно влюблен. Влюблялся я много раз, но это была самая моя сильная любовь. Дело у нее уже дочери замужем. Это была Б..., да, Варенька Б..., - Иван Васильевич назвал фамилию. - Она и в пятьдесят лет была замечательная красавица. Но в молодости, восемнадцати лет, была прелестна: высокая, стройная, грациозная, и величественная, именно величественная. Держалась она всегда необыкновенно прямо, как будто не могла иначе, откинув немного назад голову, и это давало ей, с ее красотой и высоким ростом, несмотря на ее худобу, даже костлявость, какой-то царственный вид, который отпугивал бы от нее, если бы не ласковая, всегда
- Вот вы говорите, что человек не может сам по себе понять, что хороню, что дурно, что все дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что все дело в случае. Я вот про себя скажу. Так заговорил всеми уважаемый Иван Васильевич после разговора, шедшего между нами, о том, что для личного совершенствования необходимо прежде изменить условия, среди которых живут люди. Никто, собственно, не говорил, что нельзя самому понять, что хорошо, что дурно, но у Ивана Васильевича была такая манера отвечать на свои собственные, возникающие вследствие разговора мысли и по случаю этих мыслей рассказывать эпизоды из своей жизни. Часто он совершенно забывал повод, по которому он рассказывал, увлекаясь рассказом, тем более что рассказывал он очень искренно и правдиво. Так он сделал и теперь. - Я про себя скажу. Вся моя жизнь сложилась так, а не иначе, не от среды, а совсем от другого. - От чего же? - спросили мы. - Да это длинная история. Чтобы понять, надо много рассказывать. - Вот вы и расскажите. Иван Васильевич задумался, покачал головой. - Да, - сказал он. - Вся жизнь переменилась от одной ночи, или, скорее утра. - Да что же было? - А было то, что был я сильно влюблен. Влюблялся я много раз, но это была самая моя сильная любовь. Дело у нее уже дочери замужем. Это была Б..., да, Варенька Б..., - Иван Васильевич назвал фамилию. - Она и в пятьдесят лет была замечательная красавица. Но в молодости, восемнадцати лет, была прелестна: высокая, стройная, грациозная, и величественная, именно величественная. Держалась она всегда необыкновенно прямо, как будто не могла иначе, откинув немного назад голову, и это давало ей, с ее красотой и высоким ростом, несмотря на ее худобу, даже костлявость, какой-то царственный вид, который отпугивал бы от нее, если бы не ласковая, всегда