Отец Вареньки был очень красивый, статный, высокий свежий старик, сложен он был прекрасно. Полковник сначала отказывался танцевать с дочерью, но потом всё же согласился… Грандиозная фигурка Вареньки плыла около него, видно было, что её отец когда-то танцевал прекрасно, а теперь был грузен, но всё таки ловко два круга. Весь зал следил за каждым движением пары, отец и дочь поразили всех присутствующих на балу, ими восхищались. А на утро после этого прекрасного бала в поле высокий военный в шинели и в фуражке возглавлял шествие из унтер-офицеров, ведя татарина за ружья, они толкали его, били палками. И этот военный был её отец, со своим румяным лицом и белыми усами… Удивительно, как человек может изображать совершенно разных людей: прекрасного отца во всех отношениях и без жалостного палача. Я думаю, что полковник делал из себя «хамелеона» ради своей любимой и единственной дочери, чтобы она могла радоваться жизни, думать, что мир прекрасен, и не знать, какие ужасные вещи происходят рядом с ней. Мы не можем судить полковника за его действия, потому что, скорее всего, он выполнял свою службу, военный долг и, наверное, не мог поступить иначе. у меня прокатило
Стоял он сам собою, на просторе, и ничего-то ему не мешало смотреть на свет белый кое-как застекленными окнами — ни забор, ни ворота, ни наличники, ни ставни. Даже бани у дяди Левонтия не было, и они, левонтьевские, мылись по соседям, чаще всего у нас, натаскав воды и подводу дров с известкового завода переправив.
Село наше, кроме улиц, посадов и переулков, скроено и сложено еще и попесенно — у всякой семьи, у фамилии была «своя», коронная песня, которая глубже и полнее выражала чувства именно этой и никакой другой родни.
Весною левонтьевское семейство ковыряло маленько землю вокруг дома, возводило изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой все это постепенно исчезало в утробе русской печи, раскорячившейся посреди избы.
Удивительно, как человек может изображать совершенно разных людей: прекрасного отца во всех отношениях и без жалостного палача. Я думаю, что полковник делал из себя «хамелеона» ради своей любимой и единственной дочери, чтобы она могла радоваться жизни, думать, что мир прекрасен, и не знать, какие ужасные вещи происходят рядом с ней. Мы не можем судить полковника за его действия, потому что, скорее всего, он выполнял свою службу, военный долг и, наверное, не мог поступить иначе. у меня прокатило
Село наше, кроме улиц, посадов и переулков, скроено и сложено еще и попесенно — у всякой семьи, у фамилии была «своя», коронная песня, которая глубже и полнее выражала чувства именно этой и никакой другой родни.
Весною левонтьевское семейство ковыряло маленько землю вокруг дома, возводило изгородь из жердей, хворостин, старых досок. Но зимой все это постепенно исчезало в утробе русской печи, раскорячившейся посреди избы.