Родословная писателя по мужской линии связана с именем гетмана П. К. Сагайдачного[9], хотя Георгий Максимович и не придавал этому большого значения: «Отец посмеивался над своим «гетманским происхождением» и любил говорить, что наши деды и прадеды пахали землю и были самыми обыкновенными терпеливыми хлеборобами…» Дед писателя был казаком, имел опыт чумака, перевозившего с товарищами товары из Крыма в глубь украинской территории, и познакомил юного Костю с украинским фольклором, чумацкими, казацкими песнями и историями, из которых наиболее запомнилась тронувшая его романтическая и трагическая история бывшего сельского кузнеца, а затем слепого лирника Остапа, потерявшего зрение от удара жестокого дворянина, соперника, вставшего на пути его любви к прекрасной благородной даме, которая затем умерла, не вынеся разлуки с Остапом и его мучений[10].
До того, как стать чумаком, дед писателя по отцу служил в армии при Николае I, попал во время одной из русско-турецких войн в турецкий плен и привёз оттуда суровую жену-турчанку Фатьму, принявшую в России крещение с именем Гонораты[10], так что у отца писателя украино-казацкая кровь смешана с турецкой. Отец изображён в повести «Далёкие годы» не очень практичным человеком свободолюбивого революционно-романтического склада и атеистом, что раздражало его тёщу, другую бабушку будущего писателя.
Гимназист К. Г. Паустовский (крайний слева) с друзьями.
Бабушка писателя по матери, Викентия Ивановна, жившая в Черкассах, была полькой, ревностной католичкой, бравшей внука-дошкольника при неодобрении его отца на поклонение католическим святыням в тогда российской части Польши, и впечатления от их посещения и встреченных там людей также глубоко запали в душу писателя. Бабушка всегда носила траур после разгрома польского восстания 1863 г., так как сочувствовала идее свободы Польши: «Мы были уверены, что во время восстания у бабушки убили жениха – какого-нибудь гордого польского мятежника, совсем не похожего на угрюмого бабушкиного мужа, моего деда – бывшего нотариуса в городе Черкассах». После поражения поляков от правительственных войск Российской империи активные сторонники польского освобождения испытывали неприязнь к угнетателям, и на католическом богомолье бабушка запрещала мальчику говорить по-русски, тогда как польским владел лишь в минимальной степени. Испугала мальчика и религиозная исступленность других католических паломников, и он один не выполнил требуемых обрядов, что бабушка объяснила дурным влиянием его отца, безбожника[10]. Польская бабушка изображается строгой, но доброй и внимательной. Её муж, второй дед писателя, был человеком неразговорчивым, жившим в своей комнате в мезонине уединённо, и общение с ним было у внуков не отмечено автором повести в качестве значительно повлиявшего на него фактора в отличие от общения с двумя другими членами той семьи — юной, красивой, весёлой, порывистой и музыкально одарённой тётей Надей, рано умершей, и её старшим братом, искателем приключений дядей Юзей — Иосифом Григорьевичем. Этот дядя получил военное образование и, имея характер неутомимого путешественника, не отчаивавшегося неудачливого предпринимателя, непоседы и авантюриста, надолго пропадал из родительского дома и неожиданно возвращался в него из самых дальних уголков Российской империи и остального мира, например, со строительства Китайско-Восточной железной дороги или поучаствовав в Южной Африке в англо-бурской войне на стороне малочисленных буров, стойко противостоявших завоевателям-англичанам, как полагала тогда либерально настроенная российская общественность, сочувствовавшая этим потомкам голландских переселенцев[6]. В свой последний приезд в Киев, пришедшийся на время произошедшего там вооружённого восстания в ходе Первой русской революции 1905—07гг., он неожиданно ввязался в события, наладив неудачную до того стрельбу восставших артиллеристов по правительственным зданиям и после поражения восстания вынужден был эмигрировать до конца жизни в страны Дальнего Востока. Все эти люди и события оказали влияние на личность и творчество писателя.
Скорей всего смысл этой фразы в том, что правда превыше всего, так как Правда — синоним термина справедливость.
Воспользовавшись нашествием Батыя, крестоносцы вторглись в пределы Отечества. Первыми были шведы. Множество кораблей подошло к Неве под командованием ярла Биргера. Александр, когда ему не было еще двадцати лет, долго молился в храме Святой Софии. Архиепископ Спиридон благословил князя и воинство его на брань. Выйдя из храма, Александр укрепил дружину исполненными веры словами: "Не в силе Бог, а в правде. Иные – с оружием, иные – на конях, а мы Имя Господа Бога нашего призовем! " С небольшой дружиной князь поспешил на врагов. Но было чудное предзнаменование: стоявший в морском дозоре воин видел на рассвете 15 июля ладью, плывущую по морю, и на ней мучеников Бориса и Глеба, в одеждах багряных. Александр, ободренный, повел с молитвой войско на шведов. "И была сеча великая с латинянами, и перебил их бесчисленное множество, и самому предводителю возложил печать на лицо острым копьем". За эту победу на реке Неве, одержанную 15 июля 1240 года, народ назвал Александра Невским.
Родословная писателя по мужской линии связана с именем гетмана П. К. Сагайдачного[9], хотя Георгий Максимович и не придавал этому большого значения: «Отец посмеивался над своим «гетманским происхождением» и любил говорить, что наши деды и прадеды пахали землю и были самыми обыкновенными терпеливыми хлеборобами…» Дед писателя был казаком, имел опыт чумака, перевозившего с товарищами товары из Крыма в глубь украинской территории, и познакомил юного Костю с украинским фольклором, чумацкими, казацкими песнями и историями, из которых наиболее запомнилась тронувшая его романтическая и трагическая история бывшего сельского кузнеца, а затем слепого лирника Остапа, потерявшего зрение от удара жестокого дворянина, соперника, вставшего на пути его любви к прекрасной благородной даме, которая затем умерла, не вынеся разлуки с Остапом и его мучений[10].
До того, как стать чумаком, дед писателя по отцу служил в армии при Николае I, попал во время одной из русско-турецких войн в турецкий плен и привёз оттуда суровую жену-турчанку Фатьму, принявшую в России крещение с именем Гонораты[10], так что у отца писателя украино-казацкая кровь смешана с турецкой. Отец изображён в повести «Далёкие годы» не очень практичным человеком свободолюбивого революционно-романтического склада и атеистом, что раздражало его тёщу, другую бабушку будущего писателя.
Гимназист К. Г. Паустовский (крайний слева) с друзьями.
Бабушка писателя по матери, Викентия Ивановна, жившая в Черкассах, была полькой, ревностной католичкой, бравшей внука-дошкольника при неодобрении его отца на поклонение католическим святыням в тогда российской части Польши, и впечатления от их посещения и встреченных там людей также глубоко запали в душу писателя. Бабушка всегда носила траур после разгрома польского восстания 1863 г., так как сочувствовала идее свободы Польши: «Мы были уверены, что во время восстания у бабушки убили жениха – какого-нибудь гордого польского мятежника, совсем не похожего на угрюмого бабушкиного мужа, моего деда – бывшего нотариуса в городе Черкассах». После поражения поляков от правительственных войск Российской империи активные сторонники польского освобождения испытывали неприязнь к угнетателям, и на католическом богомолье бабушка запрещала мальчику говорить по-русски, тогда как польским владел лишь в минимальной степени. Испугала мальчика и религиозная исступленность других католических паломников, и он один не выполнил требуемых обрядов, что бабушка объяснила дурным влиянием его отца, безбожника[10]. Польская бабушка изображается строгой, но доброй и внимательной. Её муж, второй дед писателя, был человеком неразговорчивым, жившим в своей комнате в мезонине уединённо, и общение с ним было у внуков не отмечено автором повести в качестве значительно повлиявшего на него фактора в отличие от общения с двумя другими членами той семьи — юной, красивой, весёлой, порывистой и музыкально одарённой тётей Надей, рано умершей, и её старшим братом, искателем приключений дядей Юзей — Иосифом Григорьевичем. Этот дядя получил военное образование и, имея характер неутомимого путешественника, не отчаивавшегося неудачливого предпринимателя, непоседы и авантюриста, надолго пропадал из родительского дома и неожиданно возвращался в него из самых дальних уголков Российской империи и остального мира, например, со строительства Китайско-Восточной железной дороги или поучаствовав в Южной Африке в англо-бурской войне на стороне малочисленных буров, стойко противостоявших завоевателям-англичанам, как полагала тогда либерально настроенная российская общественность, сочувствовавшая этим потомкам голландских переселенцев[6]. В свой последний приезд в Киев, пришедшийся на время произошедшего там вооружённого восстания в ходе Первой русской революции 1905—07гг., он неожиданно ввязался в события, наладив неудачную до того стрельбу восставших артиллеристов по правительственным зданиям и после поражения восстания вынужден был эмигрировать до конца жизни в страны Дальнего Востока. Все эти люди и события оказали влияние на личность и творчество писателя.
Объяснение:
Воспользовавшись нашествием Батыя, крестоносцы вторглись в пределы Отечества. Первыми были шведы. Множество кораблей подошло к Неве под командованием ярла Биргера. Александр, когда ему не было еще двадцати лет, долго молился в храме Святой Софии. Архиепископ Спиридон благословил князя и воинство его на брань. Выйдя из храма, Александр укрепил дружину исполненными веры словами: "Не в силе Бог, а в правде. Иные – с оружием, иные – на конях, а мы Имя Господа Бога нашего призовем! " С небольшой дружиной князь поспешил на врагов. Но было чудное предзнаменование: стоявший в морском дозоре воин видел на рассвете 15 июля ладью, плывущую по морю, и на ней мучеников Бориса и Глеба, в одеждах багряных. Александр, ободренный, повел с молитвой войско на шведов. "И была сеча великая с латинянами, и перебил их бесчисленное множество, и самому предводителю возложил печать на лицо острым копьем". За эту победу на реке Неве, одержанную 15 июля 1240 года, народ назвал Александра Невским.