«За трапезой сидит во златом венце, Сидит грозный царь Иван Васильевич...»Лишь один из опричников на пиру не веселится и не пьет — Кирибеевич. Царь спрашивает Кирибеевича, отчего он грустен.Кирибеевич отвечает, что причина тому — Алена Дмитриевна («Как увижу ее, я и сам не свой: опускаются руки сильные, помрачаются очи бойкие»). Царь дарит Кирибеевичу перстень, советует найти сваху и заслать сватов к Алене Дмитриевне. Кирибеевич отвечает, что «….красавица в церкви божией перевенчана, перевенчана с молодым купцом по закону нашему христианскому». 2 Калашников сидит у себя в лавке, продает товары. Вечер, Калашников спрашивает старую работницу Еремеевну: «Куда девалась, затаилася в такой поздний час Алена Дмитриевна?» Ереме-евна отвечает, что Алена Дмитриевна пошла в церковь, но до сих пор не вернулась. Скоро приходит Алена Дмитриевна — бледная, одежда порвана. На вопрос мужа Алена Дмитриевна отвечает, что по дороге ее нагнал Кирибеевич, сулил богатства, только «полюби меня, обними меня хоть единый раз на прощание». «И ласкал он меня, цаловал он меня; на щеках моих и теперь горят, живым пламенем разливаются поцелуи его окаянные!..» Калашников зовет двух младших братьев, рассказывает им о случившемся, напоминает о том, что завтра на Москве-реке при царе будет кулачный бой. «И я выйду тогда на опричника, буду на смерть биться до последних сил. А побьет он меня — выходите вы...»
Якоб и Вильгельм Гримм услышали «Гензель и Гретель» со слов Дортхен Вильд (нем.), жены Вильгельма, издав сказку в своём сборнике 1812 года[1]. В этой истории лесоруб и его жена — биологические родители и вместе разделяют вину за отказ от своих детей. Были сделаны предположения[2][3], что истоки сказки лежат в периоде Великого голода (1315—1317), когда оставление детей на волю судьбы и дажеканнибализм были распространёнными явлениями (или, по крайней мере, широко распространёнными слухами). В более поздних выпусках были сделаны некоторые небольшие пересмотры: жена становится мачехой, а лесоруб выступает против планов своей жены оставить детей, сделаны религиозные вставки[1].
Фольклористы Иона и Питер Опи в «Классических Сказках» (1974) указывают, что «Гензель и Гретель» принадлежат к группе европейских историй, особенно популярных в Балтийском регионе, где рассказывается о детях, обманывающих людоедов, в руки которых они непреднамеренно попали. Рассказ имеет сходство с первой половиной сказки «Мальчик-с-пальчик» (1697) Шарля Перрои сказки «Умный Пепел» (1721) Мадам д’Онуа. В обоих рассказах оставленные дети помечают обратную дорогу домой. В «Умном Пепле», Опи отмечают, героиня сжигает гиганта, пихая его в духовку в подобной же манере. Лингвист и фольклорист Эдвард Вайда предположил, что эти истории представляют отголосок обряда инициации, существующего в прото-индоевропейском обществе[4].
Дом, сделанный из сладостей, найден в рукописи 14-го столетия о сказочной стране Кокань[5]. Также у древних римлян существовал обычай печь домики из сдобного теста, которые ставили в домашний алтарь. В течение 1-2 дней домик съедали, что символизировало единение с богами.
В «Аннотируемых Классических Сказках»Мария Татар замечает, что гибель ведьмы в печи была прочитана как предвестие «ужасов Третьего Рейха». Поскольку ведьма часто изображается со «стереотипными еврейскими особенностями, особенно на иллюстрации двадцатого века», сцена её смерти становится «тем более зловещей». Татар замечает, что поэтесса Энн Секстон, переписывая «Гензель и Гретель», описала отказ от детей как «окончательное решение»[1].
Макс Люти замечает, что мать или мачеха умирает, когда дети убили ведьму, намекая, что мать или мачеха и ведьма — фактически, та же самая женщина, или по крайней мере сильно схожи[6]. Помимо выдвижения на первый план угрозы для детей (так же как их собственного разума), в сказке вместе с тем прослеживается тема заботы о пропитании: мать или мачеха хочет избежать голода, в то же время ведьма имеет дом, построенный из сладостей, чтобы соблазнить и съесть детей[1].
Под угрозой голода отец двух детей, мальчика и девочки, поддаётся уговорам второй жены избавиться от детей и заводит их в лес (ему удается это со второго раза). Дети же, подслушав разговор родителей, принимают необходимые меры к своему Первый раз Гензель бросает на дорогу камешки, которых загодя набрал полные карманы. По этой примете дети возвращаются домой. Второй раз набрать камешки не удаётся из-за коварства мачехи, и Гензель бросает на дорогу хлебные крошки, которые склёвывают лесные птицы. Заблудившись в чаще, Гензель и Гретель идут вслед за белоснежной птичкой и набредают на пряничный дом (из хлеба, с крышей из пряников и окнами из сахара), где попадаются в ловушку ведьмы, которая ест детей. Брата ведьма сажает в клетку, а сестра под угрозами старухи в течение четырёх недель откармливает его на съедение; Гензель обманывает подслеповатую ведьму с косточки, выдавая её за свой худосочный палец. Не в силах более терпеть, злодейка хочет живьём зажарить Гретель, но девочка, проявив находчивость, убивает ведьму, заперев её в духовке печи. Обобрав дом мёртвой, «сожжённой дотла» ведьмы, дети пытаются добраться до дома отца. Переплыть широкую реку им уточка, а дальше они узнают дорогу по лесным приметам. За время их отсутствия мачеха умерла по неизвестным причинам. А украденных в доме ведьмы драгоценностей хватает на дальнейшую жизнь в достатке.
Фольклористы Иона и Питер Опи в «Классических Сказках» (1974) указывают, что «Гензель и Гретель» принадлежат к группе европейских историй, особенно популярных в Балтийском регионе, где рассказывается о детях, обманывающих людоедов, в руки которых они непреднамеренно попали. Рассказ имеет сходство с первой половиной сказки «Мальчик-с-пальчик» (1697) Шарля Перрои сказки «Умный Пепел» (1721) Мадам д’Онуа. В обоих рассказах оставленные дети помечают обратную дорогу домой. В «Умном Пепле», Опи отмечают, героиня сжигает гиганта, пихая его в духовку в подобной же манере. Лингвист и фольклорист Эдвард Вайда предположил, что эти истории представляют отголосок обряда инициации, существующего в прото-индоевропейском обществе[4].
Дом, сделанный из сладостей, найден в рукописи 14-го столетия о сказочной стране Кокань[5]. Также у древних римлян существовал обычай печь домики из сдобного теста, которые ставили в домашний алтарь. В течение 1-2 дней домик съедали, что символизировало единение с богами.
В «Аннотируемых Классических Сказках»Мария Татар замечает, что гибель ведьмы в печи была прочитана как предвестие «ужасов Третьего Рейха». Поскольку ведьма часто изображается со «стереотипными еврейскими особенностями, особенно на иллюстрации двадцатого века», сцена её смерти становится «тем более зловещей». Татар замечает, что поэтесса Энн Секстон, переписывая «Гензель и Гретель», описала отказ от детей как «окончательное решение»[1].
Макс Люти замечает, что мать или мачеха умирает, когда дети убили ведьму, намекая, что мать или мачеха и ведьма — фактически, та же самая женщина, или по крайней мере сильно схожи[6]. Помимо выдвижения на первый план угрозы для детей (так же как их собственного разума), в сказке вместе с тем прослеживается тема заботы о пропитании: мать или мачеха хочет избежать голода, в то же время ведьма имеет дом, построенный из сладостей, чтобы соблазнить и съесть детей[1].
Под угрозой голода отец двух детей, мальчика и девочки, поддаётся уговорам второй жены избавиться от детей и заводит их в лес (ему удается это со второго раза). Дети же, подслушав разговор родителей, принимают необходимые меры к своему Первый раз Гензель бросает на дорогу камешки, которых загодя набрал полные карманы. По этой примете дети возвращаются домой. Второй раз набрать камешки не удаётся из-за коварства мачехи, и Гензель бросает на дорогу хлебные крошки, которые склёвывают лесные птицы. Заблудившись в чаще, Гензель и Гретель идут вслед за белоснежной птичкой и набредают на пряничный дом (из хлеба, с крышей из пряников и окнами из сахара), где попадаются в ловушку ведьмы, которая ест детей. Брата ведьма сажает в клетку, а сестра под угрозами старухи в течение четырёх недель откармливает его на съедение; Гензель обманывает подслеповатую ведьму с косточки, выдавая её за свой худосочный палец. Не в силах более терпеть, злодейка хочет живьём зажарить Гретель, но девочка, проявив находчивость, убивает ведьму, заперев её в духовке печи. Обобрав дом мёртвой, «сожжённой дотла» ведьмы, дети пытаются добраться до дома отца. Переплыть широкую реку им уточка, а дальше они узнают дорогу по лесным приметам. За время их отсутствия мачеха умерла по неизвестным причинам. А украденных в доме ведьмы драгоценностей хватает на дальнейшую жизнь в достатке.