Что вы можете сказать о лирическом герое стихотворения "необычаяное приключение, бывшее с владимиром маяковским летом на даче". как вы думаете, почему он и не скрывает, что его зовут владимир маяковский? чем отличается нарисованный образ поэта от реального поэта владимира маяковского?

Стольный князь Владимир устраивает пир для князей, бояр и богатырей, а лучшего из богатырей, Илью Муромца, не приглашает. Илья сердится, берет лук со стрелами, сбивает золочёные маковки с церквей и созывает голь кабацкую — собирать золочёные маковки и нести в кабак. Князь Владимир видит, что вся городская голь собирается вокруг богатыря и вместе с Ильёй они пьют и гуляют. Опасаясь, как бы не вышло беды, князь советуется с боярами, кого им послать за Ильёй Муромцем, чтобы пригласить его на пир. Те подсказывают князю послать за Ильёй его названого крестового брата, Добрыню Никитича. Тот приходит к Илье, напоминает ему, что у них с самого начала был уговор, чтобы меньшему брату слушаться большего, а большему — меньшего, а потом зовёт его на пир. Илья уступает своему крестовому брату, но говорит, что никого другого не стал бы и слушать.

Вместе с Добрыней Никитичем Илья приходит на княжеский пир. Князь Владимир сажает их на почётное место и подносит вина. После угощения Илья, обращаясь к князю, говорит, что, если бы князь послал к нему не Добрыню Никитича, а кого-нибудь другого, он не стал бы даже слушать посланного, а взял бы стрелу и убил бы князя с княгиней. Но на этот раз богатырь прощает князя Владимира за причинённую обиду.

Выпиши кратко из этого

За XIX в. прочно закрепилось наименование — «золотой век» рус­ской литературы. Означает ли это, что «золотой век» уже позади, что мы его уже опередили и поэтому можем относиться к великому художест­венному наследию чуть-чуть снисходитель­но? Конечно нет!

Там, в XIX в., осталось невероятное богатство, которое нам долго еще предстоит изучать, потому что и сегодня мы еще не постигли в должной мере важнейших уроков классической литературы.

Как известно, русская литература XIX в. отлича­лась смелой постановкой вечных вопросов человечес­кого бытия, самых жгучих социально-политических, философских, нравственных, эстетических проблем, значение которых выходит далеко за пределы опре­деленного исторического времени. Она не только стала мощным средством эстетического воздействия на читателей (и русских, и иностранных), но приоб­рела также славу и значение влиятельнейшей силы в развитии просвещения, нравственности, гуманизма.

Для истории общественного сознания России XIX в. характерным было явление, получившее название «литературоцентризм». Это означало, что именно литература оказалась в центре многих идейных спо­ров, стала выразительницей идеологии, системы взглядов разных общественных и политических дви­жений, определяла направление периодических изда­ний, выдвигала новые идеалы, формировала ценност­ные ориентиры, утверждала эстетические и этичес­кие нормы и т. д.

Хорошо это или плохо? Всегда ли должна лите­ратура (и литературная критика) выполнять задачи, которые в принципе ей не свой­ственны? Мы можем сколько угодно спорить по этому поводу, даже упрекать русскую литературу за то, что она оказалась излишне проповеднической, учительской. Иногда говорят, что благородное жела­ние стать трибуном, проповедником, пророком может привести к навязчивому опекунству, к игнориро­ванию другого мнения, а в конечном счете — нетер­пимому отношению к любому инакомыслию. В по­добного рода соображениях есть свой резон, но необходимо учитывать, что в исторических условиях русской жизни XIX в., когда практически невоз­можна была открытая политическая деятельность, только литература оставалась едва ли не единст­венной «отдушиной». Вот почему А. И. Герцен, ока­завшись в эмиграции, так объяснял особую роль и предназначение русской литературы: «У народа, ли­шенного общественной свободы, литература — един­ственная трибуна, с высоты которой он может ус­лышать крик своего возмущения и своей совести». Об этом же писал и Н. Г. Чернышевский: «Литера­тура у нас пока сосредоточивает почти всю умствен­ную жизнь народа, и потому прямо на ней лежит долг заниматься и такими интересами, которые в других странах перешли уже, так сказать, в спе­циальное заведование других направлений умствен­ной деятельности».

Обратите внимание на слово пока.Следовательно, даже Чернышевский, горячо отстаивавший мысль о том, что литература есть учебник жизни, признавал, что вовсе не обязательно в ней, в литературе, всегда будет сосредоточена почти вся умственная жизнь на­рода. Изменится время, изменится и функция лите­ратуры. Но пока, в конкретных условиях русской действительности XIX в., писатели с чувством гро­мадной ответственности выполняли ту роль, которая выпала на их долю. Мы должны быть глубоко благодарны им за то, что в тяжелейших условиях, подвергаясь всевозможным преследованиям (вспом­ните судьбу Н. Г. Чернышевского, Ф. М. Достоевско­го, В. Г. Короленко — да и не только их), они со­действовали пробуждению в людях духовности и великодушия, принципиальности и активного непри­ятия зла, честности и совестливости, милосердия и порядочности. И, учитывая это, нужно признать, что у Н. А. Некрасова были все основания утвер­ждать в письме ко Льву Толстому в 1856 г.: «В нашем отечестве роль писателя есть прежде всего роль учителя».
Это я писал на сайте 3 года назад