Гавриил Романович Державин – великий русский поэт эпохи Просвещения. Как и многим другим ярким деятелям той эпохи, творчества ему было недостаточно – идеалы времени требовали, чтобы человек обязательно приносил пользу обществу и государству. Именно поэтому Державин знаменит не только своими сочинениями, но и военной, а впоследствии и государственной службой.
Военная карьера Державина была очень интересной – он служил в Преображенском полку, принимая в его составе участие в государственном перевороте по свержению императора Петра III, а потом, также в составе полка, подавлял восстание Емельяна Пугачева. Выйдя в отставку, он начал гражданскую службу в качестве статского советника при Правительственном сенате. Некоторое время Державин пробыл правителем Олонецкого наместничества, немало по его благоустройству.
Безусловно, в его службе сказывалась его творческая склонность к русскому языку и культуре: будучи членом Императорской Российской Академии наук, Державин принимал участие в создании первого толкового словаря русского языка.
Нельзя сказать, что государственная служба Державина не сложилась, но все-таки его обличительные оды и сатиры не установке хороших отношений с властью, в конце концов он был освобожден ото всех своих государственных обязанностей. Мне кажется, что Державин был ярким представителем своей эпохи, не только талантливым поэтом, но и по мере возможностей, активным государственным деятелем, старающимся принести пользу людям, что заслуживает самого уважительного отношения к нему.
«Здесь, ваше благородие», — отвечал мне голос сверху. Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза. «Что, брат, прозяб?» — «Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался не велик». В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожатому нашему чашку чаю; мужик слез с полатей. Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары.
Гавриил Романович Державин – великий русский поэт эпохи Просвещения. Как и многим другим ярким деятелям той эпохи, творчества ему было недостаточно – идеалы времени требовали, чтобы человек обязательно приносил пользу обществу и государству. Именно поэтому Державин знаменит не только своими сочинениями, но и военной, а впоследствии и государственной службой.
Военная карьера Державина была очень интересной – он служил в Преображенском полку, принимая в его составе участие в государственном перевороте по свержению императора Петра III, а потом, также в составе полка, подавлял восстание Емельяна Пугачева. Выйдя в отставку, он начал гражданскую службу в качестве статского советника при Правительственном сенате. Некоторое время Державин пробыл правителем Олонецкого наместничества, немало по его благоустройству.
Безусловно, в его службе сказывалась его творческая склонность к русскому языку и культуре: будучи членом Императорской Российской Академии наук, Державин принимал участие в создании первого толкового словаря русского языка.
Нельзя сказать, что государственная служба Державина не сложилась, но все-таки его обличительные оды и сатиры не установке хороших отношений с властью, в конце концов он был освобожден ото всех своих государственных обязанностей. Мне кажется, что Державин был ярким представителем своей эпохи, не только талантливым поэтом, но и по мере возможностей, активным государственным деятелем, старающимся принести пользу людям, что заслуживает самого уважительного отношения к нему.
— Где же вожатый? — спросил я у Савельича .
«Здесь, ваше благородие», — отвечал мне голос сверху. Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающие глаза. «Что, брат, прозяб?» — «Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха таить? заложил вечор у целовальника: мороз показался не велик». В эту минуту хозяин вошел с кипящим самоваром; я предложил вожатому нашему чашку чаю; мужик слез с полатей. Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское. Волоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары.