Дон Жуан — в версии Байрона романтический персонаж, который открывает в себе разлад между заложенным природой и тем, что взлелеяно обществом, и этим резко отличается от своих предшественников. Они — в обработках легенды от Тирсо де Молина до Мольера — были неизменно наделены человеческой цельностью, тогда как у Байрона персонаж, сохраняя духовное ядро своей личности неизменным, в реальных обстоятельствах принужден раз за разом поступать вопреки чувству и даже не в согласии с «голосом наслажденья», который «всегда сильней разумного сужденья». Убежденный, что бесценна не вечность, а сегодняшняя, «мгновенная» жизнь, он наделен обаянием отважного искателя удачи и непримиримостью к ханжеству в любых формах, всегда сохраняя благодарность судьбе, посылающей ему одно за другим самые захватывающие приключения. Однако погоня за наслаждением и за все более честолюбивыми мечтами требует от него усилий, чтобы заглушить укоры совести, свидетельствующей, что расчет взял верх над велениями нравственного чувства, которыми герой поступается и вынужденно, и добровольно. Его одиссея, начиная с бегства из родного города, где юный идальго едва не стал жертвой любвеобильной доньи, которая посвятила его в науку страсти, и вплоть до триумфов при дворе Екатерины Великой, чьим фаворитом сделался этот самый галантный и обаятельный кавалер во всей Европе, побуждает раз за разом отрекаться от естественных моральных норм, усваивая уроки реальности и из героя легенды превращаясь в личность, принадлежащую истории. Задумав панорамное сатирическое обозрение XVIII в., с которым Байрон всегда ощущал духовную связь, как ни далеки ему многие заветные идеи Просвещения, поэт намеревался сделать своего героя участником всех важнейших событий эпохи, с тем чтобы его земной путь закончился в охваченном революцией Париже. Семнадцать песен, которые успел написать Байрон, свидетельствуют, что в этих перипетиях, чаще смешных, чем печальных, герою надлежит испытать свой идеал «простой души», которая существенно не изменяется, несмотря на повседневные столкновения с интригами, своекорыстием, двуличием, мелкими амбициями и низостью. Однако черты «естественного человека», взлелеянного культурой «века разума», все больше становятся условностью или маской, тогда как метаморфозы героя, который из рыцаря любви и поэта изысканной нежности превращается в удачливого авантюриста, не только исподволь меняют его систему понятий, но даже окрашивают сокровенные переживания этого пленника фортуны.
