Сказка «Медведь на воеводстве» (1884) содержит в себе сатиру на административные принципы самодержавно-бюрократической власти. Щедрин продолжает тему, которая рассматривалась им ранее в цикле «Помпадуры и помпадурши» и в «Истории одного города» . Прием уподобления человека медведю Щедрин использовал в рассказе «Деревенская тишь» (1863), герой которого во сне представляет себя медведем и испытывает удовлетворение, ощутив свое физическое превосходство над раздражавшим его слугой Ванькой. Задача автора в этой сказке заключалась в сатирическом осмеянии разных типов представителей власти, злодейства которых он изображает. Деятельность Топтыгина I, направленная на усмирение «внутренних врагов» , осуществлялась под знаменем «кровопролитиев» . Тупое стремление истребить все на своем пути, чтобы «попасть на скрижали Истории» , не просто осуждается Щедриным. Он показывает не только жестокость и бессмысленность действий Топтыгина I, но и противоестественность его существования. Все живое в лесу ополчается против медведя из-за съеденного чижика. Ирония из средства иносказания превращается в композиционный прием. Противопоставление произносимого (написанного) и подразумеваемого создает в I части сказки эффект двуплановости повествования. Внешне беспристрастный повествователь сначала лишь фиксирует факты жизни лесного мира. Осуждение «лесной вольницы» , описание пьяного медведя сменяются эмоционально окрашенным рассуждением о роковой ошибке Топтыгина I. Повествователь как бы выражает сочувствие медведю («Увы! Не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая ошибка и есть сама фатальная») . Но за всем этим скрыта авторская ирония. Бес специалиста» по «кровопролитиям» , гоняющегося за скворцом, изображается сатирически. Не случайно лесные жители появляются в этом эпизоде в определенном порядке: к скворцу присоединяется ворона, затем заяц (не отличающийся смелостью) , а потом и вовсе комар. Но ирония автора состоит в том, что звери осуждают Топтыгина не за убийство чижика, а за неумение организовать «кровопролитие» , которого «добрые люди.. . от него ждали» . Мнимое сочувствие позволяет автору открыто использовать бранные слова в адрес медведя (как представителя власти) , которые вкладываются в уста «неразумных» лесных жителей: «чурбан» (чижик) , «скотина» (ворона) , «бурбон стоеросовый» (заинька) . Постепенно повествование приобретает все более субъективный характер, несобственнопрямая и прямая речь Топтыгина I вытесняет авторскую речь. Одновременно становится все более понятным сатирический подтекст, открыто прорывающийся в авторской речи к концу I части (после описания бессмысленности поступка медведя) во фразе «Сделав все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения» . Но автор тут же стремится смягчить столь «резкое» высказывание сообщением, что Лев медведя не наградил. Однако и здесь находится место для иронического суждения. Причина увольнения Топтыгина I заключалась лишь в том, что, по мнению Льва, съевший чижика «офицер» храбр быть не может, а потому, вероятно, для последующих «кровопролитиев» не годится. Топтыгин II идет другим путем. Понимая важность первого шага, он долго выбирал сферу приложения сил. Однако и ему не повезло — попал на рогатину. Топтыгин III, приняв во внимание печальный опыт предшественников, искал наиболее безопасный род деятельности, пока не постиг наконец «теорию неблагополучного благополучия» . Результатом стала тактика бездействия, которая предполагала проявление жизненной активности лишь при необходимости «получения присвоенного содержания» и еды. Изображая разные типы правителей, Щедрин показывает, что в лесу при них ничего не менялось: «И днем и ночью он гремел миллионами голосов, из которых одни представляли агонизирующий вопль, другие — победный клик» . Тем самым писатель подчеркивает, что дело не только в личных качествах представителя власти, но в большей мере в самом устройстве самодержавно-бюрократической системы.
Задача автора в этой сказке заключалась в сатирическом осмеянии разных типов представителей власти, злодейства которых он изображает.
Деятельность Топтыгина I, направленная на усмирение «внутренних врагов» , осуществлялась под знаменем «кровопролитиев» . Тупое стремление истребить все на своем пути, чтобы «попасть на скрижали Истории» , не просто осуждается Щедриным. Он показывает не только жестокость и бессмысленность действий Топтыгина I, но и противоестественность его существования. Все живое в лесу ополчается против медведя из-за съеденного чижика. Ирония из средства иносказания превращается в композиционный прием. Противопоставление произносимого (написанного) и подразумеваемого создает в I части сказки эффект двуплановости повествования.
Внешне беспристрастный повествователь сначала лишь фиксирует факты жизни лесного мира. Осуждение «лесной вольницы» , описание пьяного медведя сменяются эмоционально окрашенным рассуждением о роковой ошибке Топтыгина I. Повествователь как бы выражает сочувствие медведю («Увы! Не знал, видно, Топтыгин, что в сфере административной деятельности первая ошибка и есть сама фатальная») . Но за всем этим скрыта авторская ирония. Бес специалиста» по «кровопролитиям» , гоняющегося за скворцом, изображается сатирически. Не случайно лесные жители появляются в этом эпизоде в определенном порядке: к скворцу присоединяется ворона, затем заяц (не отличающийся смелостью) , а потом и вовсе комар. Но ирония автора состоит в том, что звери осуждают Топтыгина не за убийство чижика, а за неумение организовать «кровопролитие» , которого «добрые люди.. . от него ждали» .
Мнимое сочувствие позволяет автору открыто использовать бранные слова в адрес медведя (как представителя власти) , которые вкладываются в уста «неразумных» лесных жителей: «чурбан» (чижик) , «скотина» (ворона) , «бурбон стоеросовый» (заинька) .
Постепенно повествование приобретает все более субъективный характер, несобственнопрямая и прямая речь Топтыгина I вытесняет авторскую речь. Одновременно становится все более понятным сатирический подтекст, открыто прорывающийся в авторской речи к концу I части (после описания бессмысленности поступка медведя) во фразе «Сделав все это, сел, сукин сын, на корточки и ждет поощрения» . Но автор тут же стремится смягчить столь «резкое» высказывание сообщением, что Лев медведя не наградил. Однако и здесь находится место для иронического суждения. Причина увольнения Топтыгина I заключалась лишь в том, что, по мнению Льва, съевший чижика «офицер» храбр быть не может, а потому, вероятно, для последующих «кровопролитиев» не годится.
Топтыгин II идет другим путем. Понимая важность первого шага, он долго выбирал сферу приложения сил. Однако и ему не повезло — попал на рогатину.
Топтыгин III, приняв во внимание печальный опыт предшественников, искал наиболее безопасный род деятельности, пока не постиг наконец «теорию неблагополучного благополучия» . Результатом стала тактика бездействия, которая предполагала проявление жизненной активности лишь при необходимости «получения присвоенного содержания»
и еды. Изображая разные типы правителей, Щедрин показывает, что в лесу при них ничего не менялось: «И днем и ночью он гремел миллионами голосов, из которых одни представляли агонизирующий вопль, другие — победный клик» . Тем самым писатель подчеркивает, что дело не только в личных качествах представителя власти, но в большей мере в самом устройстве самодержавно-бюрократической системы.