Детство… Что же это? Словари подсказывают нам, что это один из периодов жизни человека. Но этого мало, чтобы определить столь широкое понятие. Детство - это прежде всего наши мечты, идеалы. Летом, радуясь жаркому солнцу, мы мечтали о том, лишь бы оно длилось как можно дольше. И как же мы наслаждались чудесным вкусом шоколадного мороженого! Осенью мечтали о зиме, когда можно беззаботно поваляться в снегу и ощутить «запах снега», любоваться блеском снежного покрова в вечернее время. Детство нашего молодого поколения было счастливым. Ведь у нас было всё, что нужно любому ребенку: любящие родные и близкие, наши друзья, общение с которыми крепло год от года. Нам было интересно смотреть кукольные спектакли, и мы смеялись вместе с кукольными героями, переживали с ними! Закрывая глаза, мы невольно переносились в сказочный мир и верили в чудеса! Детство для нас было временем, когда каждый ребенок создавал себе кумиров, так называемых идеалов для подражания. Радует, что мы выросли мирное время, когда никто не мог потревожить этот чудесный «сон». А каковы воспоминания тех, чье детство было связано с Великой Отечественной войной? О чем же были их мечты? Задаваясь этим вопросом, перелистываю сборник документальных рассказов «Дети военной поры». Перед глазами встает страшная картина: женщины провожают детей из блокадного Ленинграда. Катер отчаливает от берега. И вот матери видят, как на него пикирует самолет со свастикой, как тонут, гибнут их дочери, сыновья. Лишь белые панамки плывут по воде. Война в жестокой слепоте своей соединяет несоединимое: дети и кровь, дети и смерть. В эти трудные годы наша страна делала все, чтобы уберечь детей от страданий. Но порой эти усилия оставались тщетными. Когда дети беспощадной волею войны оказывались в пекле страданий и невзгод, они вели себя как герои, вынесли то, что, казалось бы, и взрослому преодолеть не всегда под силу. Читая в этой книге про мальчишек, которые были разведчиками, токарями, пахарями, поэтами, защитниками убеждаешься в том, что они выдержали войну и победили вместе со взрослыми. Фронт, партизанский край, тыл. Эвакуация, оккупация, потери, поиски, встречи через десятилетия… Истории военных и послевоенных лет, сюжеты драматические и почти детективные. Судьбы тех, кого война застигла в младенчестве, и тех ребят военной поры, которые сами давно уже стали бабушками и дедами, но в жизни которых ее черный след тянется и сейчас. Из всего этого складывается не просто объемная картина, а целая панорама войны с детьми на переднем плане жизни у всего воюющего народа. Выживут они – выживет народ, его история, идеалы, будущее! Они отдали свое детство – настоящее, солнечное, с книгами и тетрадями, смехом, играми, праздниками. Отдали, чтобы земля осталась землей людей, у которых жизнь обязательно должна начинаться с книг и тетрадей, игр и праздников. Самой природой, условиями существования рода человеческого детям предназначено жить в мире, оберегаемом взрослыми. Война на время разрушила этот закон, но она же и доказала: когда страна в самых трагических обстоятельствах, на пределе возможностей считает своей важнейшей исторической миссией детства, она победит все! И сегодня, спустя 65 лет, мы должны сохранять мир, который отстоял русский народ в те страшные годы. Это должно быть главной миссией жизни человечества! Недаром в известной детской песни поется: Мы не дадим стать пеплом и золой Тому, что красотой земной зовется. Пусть будет мирным небо над землей, Пусть вечно детство звонкое смеется!
1. На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их искренность — решительно необходимо... Он не метит в губернские тузы: если воображение иногда рисует ему будущность, то эта будущность как-то неопределенно широка; работает он без цели, для добывания хлеба насущного или из любви к процессу работы, а между тем он смутно чувствует по количеству собственных сил, что работа его не останется бесследною и к чему-нибудь приведет.
2. Тургенев, очевидно, не благоволит к своему герою. Его мягкую, любящую натуру, стремящуюся к вере и сочувствию, коробит от разъедающего реализма; его тонкое эстетическое чувство, не лишенное значительной дозы аристократизма, оскорбляется даже самыми легкими проблесками цинизма.
Не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, Тургенев показал нам, как он умирает. Этого на первый раз довольно, чтобы составить себе понятие о силах Базарова, о тех силах, которых полное развитие могло обозначиться только жизнью.
3. Базаров завирается — это, к сожалению, справедливо. Он сплеча отрицает вещи, которых не знает или не понимает; поэзия, по его мнению, ерунда; читать Пушкина — потерянное время; заниматься музыкой — смешно; наслаждаться природой — нелепо... Выкраивать других людей на одну мерку с собою значит впадать в узкий умственный деспотизм... Увлечение Базарова очень естественно; оно объясняется, во-первых, односторонностью развития, во-вторых, общим характером эпохи, в которую нам пришлось жить. Базаров основательно знает естественные и медицинские науки; при их содействии он выбил из головы всякие предрассудки; затем он остался человеком крайне необразованным; он слыхал кое-что о поэзии, кое-что об искусстве, не потрудился подумать и сплеча произнес приговор над незнакомыми ему предметами.
4. Словом, у Печориных есть воля без знания, у Рудиных — знание без воли; у Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое.
1. На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их искренность — решительно необходимо... Он не метит в губернские тузы: если воображение иногда рисует ему будущность, то эта будущность как-то неопределенно широка; работает он без цели, для добывания хлеба насущного или из любви к процессу работы, а между тем он смутно чувствует по количеству собственных сил, что работа его не останется бесследною и к чему-нибудь приведет.
2. Тургенев, очевидно, не благоволит к своему герою. Его мягкую, любящую натуру, стремящуюся к вере и сочувствию, коробит от разъедающего реализма; его тонкое эстетическое чувство, не лишенное значительной дозы аристократизма, оскорбляется даже самыми легкими проблесками цинизма.
Не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, Тургенев показал нам, как он умирает. Этого на первый раз довольно, чтобы составить себе понятие о силах Базарова, о тех силах, которых полное развитие могло обозначиться только жизнью.
3. Базаров завирается — это, к сожалению, справедливо. Он сплеча отрицает вещи, которых не знает или не понимает; поэзия, по его мнению, ерунда; читать Пушкина — потерянное время; заниматься музыкой — смешно; наслаждаться природой — нелепо... Выкраивать других людей на одну мерку с собою значит впадать в узкий умственный деспотизм... Увлечение Базарова очень естественно; оно объясняется, во-первых, односторонностью развития, во-вторых, общим характером эпохи, в которую нам пришлось жить. Базаров основательно знает естественные и медицинские науки; при их содействии он выбил из головы всякие предрассудки; затем он остался человеком крайне необразованным; он слыхал кое-что о поэзии, кое-что об искусстве, не потрудился подумать и сплеча произнес приговор над незнакомыми ему предметами.
4. Словом, у Печориных есть воля без знания, у Рудиных — знание без воли; у Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое.