Остап – старший брат – крепок телом и духом, обладает большой внутренней силой, он смел, горд, чтит законы казачества. Остап на все имеет свое мнение и не поддается чужому влиянию. Мечтой Остапа всегда была Запорожская Сечь, вольная жизнь казака. Знания давались ему очень трудно. В бурсе его держала лишь угроза отца. Остап всё время думал о сражениях, мечтал о подвигах, хотел ни в чем не уступать своему прославленному в битвах отцу. Андрий полная противоположность своего брата. Учеба давалась ему легче, чем Остапу. Он мечтал о встрече с прекрасной девушкой, которая станет его возлюбленной, а после и женой. Ему была более привязана мирна жизнь, полная наслаждений. Он не любит драки.
Друзья детства тонкий и толстый через много лет случайно встретились на вокзале. "Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д'оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей". Сначала их разговор носил непринуждённый, дружеский характер, но когда тонкий узнал, что толстый дослужился до тайного советника и имеет две звезды, то произошла метаморфоза. "Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились Длинный подбородок жены стал еще длиннее; сын Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира... — Я, ваше превосходительство... Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с. — Ну, полно толстый.— Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание! — Помилуйте... Что вы-с...— захихикал тонкий, еще более съеживаясь.— Милостивое внимание вашего превосходительства... вроде как бы живительной влаги... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, некоторым образом... Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку. Тонкий три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены".
"Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д'оранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей".
Сначала их разговор носил непринуждённый, дружеский характер, но когда тонкий узнал, что толстый дослужился до тайного советника и имеет две звезды, то произошла метаморфоза.
"Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились Длинный подбородок жены стал еще длиннее; сын Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира...
— Я, ваше превосходительство... Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
— Ну, полно толстый.— Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства — и к чему тут это чинопочитание!
— Помилуйте... Что вы-с...— захихикал тонкий, еще более съеживаясь.— Милостивое внимание вашего превосходительства... вроде как бы живительной влаги... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, некоторым образом...
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены".