Жила царевна хорошо у семи богатырей. Жила не тужила. Всё с ней было хорошо, и любили её богатыри и уважали. Даже замуж за неё хотели выйти. Неудивительно, ведь она такая красавица, и неудивительно то, что за ней хотели выйти замуж все семеро. Однако, услышав от неё, что она уже полюбила другого, богатыри попросили у неё прощения. Та их простила, и с их позволения, осталась у них жить. Хорошо жилось ей: по дому дел наделает, вкусный обед сделает... Однако, до чего же горестно было, когда царевна умерла. Мужчины, что жили с ней, не могли сдержать своего горя. И в уважение ей, похоронили в горах, в кристальном (изумрудном) гробу. Краса её виднелась из прозрачного "сундука", который запер в себе деву прекрасную, душой добрую и умом неповторимую. Казалось, всё так и останется. Но к ней приехал, через многие скитания, опасности и преграды, муж её, любимый друг, и поцеловав её, пробудил девушку ото сна. И тогда вновь стало всё хорошо, и злая мачеха умерла от того, что вернулась её красавица-падчерица. Так ей и надо, кровожадной ведьме.
Лет сорок тому назад, в С.-Петербурге на Васильевском Острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который еще до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотой, хотя и далеко еще не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского Острова не было веселых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской площади отделен был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями, манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом, - одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее... Впрочем, не о том теперь идет дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге в течение моего века, теперь же обратимся опять к пансиону, который лет сорок тому назад находился на Васильевском Острове, в Первой линии.
Неудивительно, ведь она такая красавица, и неудивительно то, что за ней хотели выйти замуж все семеро. Однако, услышав от неё, что она уже полюбила другого, богатыри попросили у неё прощения.
Та их простила, и с их позволения, осталась у них жить. Хорошо жилось ей: по дому дел наделает, вкусный обед сделает...
Однако, до чего же горестно было, когда царевна умерла. Мужчины, что жили с ней, не могли сдержать своего горя.
И в уважение ей, похоронили в горах, в кристальном (изумрудном) гробу. Краса её виднелась из прозрачного "сундука", который запер в себе деву прекрасную, душой добрую и умом неповторимую.
Казалось, всё так и останется.
Но к ней приехал, через многие скитания, опасности и преграды, муж её, любимый друг, и поцеловав её, пробудил девушку ото сна.
И тогда вновь стало всё хорошо, и злая мачеха умерла от того, что вернулась её красавица-падчерица. Так ей и надо, кровожадной ведьме.