В сем-то роде писем сердце должно быть тронуто и говорить одно, без разума. В см случае должны мы называть себя не столько умными, сколько чувствительными. Надобно избирать выражения самые нежные и естественные и отметать все те мысли, в коих видим блеск и нечто отборное.
От всякого благопристойного приветствия можно себя уволить, кроме сего, да и нет похвалительнейшего обыкновения, как утешать друг друга в печалях. Судьба толико наносит нам несчастий, что бесчеловечно мы бы поступили, естьли бы не подавали взаимно один другому таковых облегчений. Когда особа, к которой мы пишем, с излишеством предается чувствию печали своей, то вместо того, что б вдруг удержать первые оной слезы, должны мы смешивать свои; поговорим о достоинстве друга или сородника скончавшегося, потом представим, что в его смерти нет ничего чрезвычайного. Приведем важнейшие примеры, о которых печалящийся уже слыхал. А особливо представим оставшихся еще других знаменитых его сродников, дабы тем удовлетворить его честолюбию.
Ежели пишем к особам, отличившим себя в мужестве и просвещении, то можно изъясняться гораздо отважнее, и представим им, что они не поддерживают своего характера, печаляся столь неумеренно. Можно показать, что не праведно было требовать от закона, определившего всех на смерть, в угодность кому какого-нибудь исключения, которого и самые сильнейшие в свете не удостоились.
В сем-то роде писем можно употребить черты нравоучения и благочестивых чувствований, смотря по возрасту, нравам и состоянию пишущего, к кому пишут. Но когда мы пишем к таким особам, кои должны более радоваться, нежели печалится о чьей-то смерти, то лучше оставить столь живые представления. Признаюсь, что не позволено приноравливаться к тайным чувствованиям их сердца откровенным образом: благопристойность это запрещает; благоразумие требует в таковых случаях и распространятся и оставлять великие соболезнования. В других случаях можно пространнее говорить о бедствиях, неразделенных с человеческим состоянием. Вообще сказать: всяк из нас каких несчастий не претерпевает в жизни сей? Неимущество заставляет трудиться от утра до вечера; богатство ввергает в крайние мучения и беспокойство всех хотящих собрать и сохранить оное. И нет ничего обыкновеннее, как видеть лиющиеся слезы о смерти сродника или приятеля.
Напиши продолжение истории Миши. Рассказ Юрия Яковлева "Полосатая палка"
Предлагаю такой вариант продолжения:
На следующее утро Мишка снова побрел к перекрестку. Ему было стыдно и жалко слепого, у которого он забрал палку. Казалось, что он побывал в шкуре невидящего человека. Ничего не радовало Мишку. Он перестал уважать себя. Надеялся, что, если один раз слепой проходил по этому перекрестку, то когда-нибудь ему снова понадобится пройти здесь. Вдруг мальчик увидел знакомую фигуру. Мужчина шел с обычной палкой в руках. Мишка радостно бросился к слепому, что-то невнятно пробормотал и отдал ему полосатую палку. Мир вокруг сразу же изменился. Ярко светило солнце, на душе стало спокойно.
От всякого благопристойного приветствия можно себя уволить, кроме сего, да и нет похвалительнейшего обыкновения, как утешать друг друга в печалях. Судьба толико наносит нам несчастий, что бесчеловечно мы бы поступили, естьли бы не подавали взаимно один другому таковых облегчений. Когда особа, к которой мы пишем, с излишеством предается чувствию печали своей, то вместо того, что б вдруг удержать первые оной слезы, должны мы смешивать свои; поговорим о достоинстве друга или сородника скончавшегося, потом представим, что в его смерти нет ничего чрезвычайного. Приведем важнейшие примеры, о которых печалящийся уже слыхал. А особливо представим оставшихся еще других знаменитых его сродников, дабы тем удовлетворить его честолюбию.
Ежели пишем к особам, отличившим себя в мужестве и просвещении, то можно изъясняться гораздо отважнее, и представим им, что они не поддерживают своего характера, печаляся столь неумеренно. Можно показать, что не праведно было требовать от закона, определившего всех на смерть, в угодность кому какого-нибудь исключения, которого и самые сильнейшие в свете не удостоились.
В сем-то роде писем можно употребить черты нравоучения и благочестивых чувствований, смотря по возрасту, нравам и состоянию пишущего, к кому пишут. Но когда мы пишем к таким особам, кои должны более радоваться, нежели печалится о чьей-то смерти, то лучше оставить столь живые представления. Признаюсь, что не позволено приноравливаться к тайным чувствованиям их сердца откровенным образом: благопристойность это запрещает; благоразумие требует в таковых случаях и распространятся и оставлять великие соболезнования. В других случаях можно пространнее говорить о бедствиях, неразделенных с человеческим состоянием. Вообще сказать: всяк из нас каких несчастий не претерпевает в жизни сей? Неимущество заставляет трудиться от утра до вечера; богатство ввергает в крайние мучения и беспокойство всех хотящих собрать и сохранить оное. И нет ничего обыкновеннее, как видеть лиющиеся слезы о смерти сродника или приятеля.
Напиши продолжение истории Миши. Рассказ Юрия Яковлева "Полосатая палка"
Предлагаю такой вариант продолжения:
На следующее утро Мишка снова побрел к перекрестку. Ему было стыдно и жалко слепого, у которого он забрал палку. Казалось, что он побывал в шкуре невидящего человека. Ничего не радовало Мишку. Он перестал уважать себя. Надеялся, что, если один раз слепой проходил по этому перекрестку, то когда-нибудь ему снова понадобится пройти здесь. Вдруг мальчик увидел знакомую фигуру. Мужчина шел с обычной палкой в руках. Мишка радостно бросился к слепому, что-то невнятно пробормотал и отдал ему полосатую палку. Мир вокруг сразу же изменился. Ярко светило солнце, на душе стало спокойно.