Хрюкин рассказывает, что собака его «ни с того ни с сего» укусила за палец, а поскольку он золотых дел мастер, травма пальца делает его нетрудо он несет убыток, и, следовательно, хозяин собаки должен ему заплатить. Очумелов обещает составить протокол и показать «кузькину мать» владельцу собаки, а собаку «истребить». Кто-то из толпы сообщает, что это собака генерала Жигалова. Очумелов сразу меняет свое мнение, обвиняет Хрюкина в том, что он сам себе «расковырял палец гвоздиком». В толпе новая версия: вроде бы собака вовсе не генеральская. Очумелов опять начинает ругать собаку, сообщает, что у генерала собаки хорошие, а у этой «ни шерсти, ни вида, подлость одна только». Кто-то вновь предполагает, что собака принадлежит генералу. В очередной раз Очумелов изменяет свою позицию: «собака — нежная тварь», а Хрюкин сам виноват, раз «свой дурацкий палец» выставлял. Появляется генеральский повар и говорит, что собака принадлежит брату генерала. Очумелов сразу же подобострастно выгибается перед собакой, называет ее «цу-цык этакий» и умиляется ее поведению. Окружающие хохочут над Хрюкиным, а Очумелов грозит ему: «Я еще доберусь до тебя!»
«...Тут... дела‑кружева, а плела их слепая баба, где уж нам узор разобрать!..» (бабушка)
"...злоба – что лед, до тепла живет!.." (бабушка)
«...Человечью ласку на базаре не купишь...» (дед)
«...Дураку ни ног, ни рук не надо, он и глупостью своей сытно кормится. Глупого всякий любит, глупость безобидна. Сказано: и дьяк и повытчик, коли дурак – так не обидчик…» (дядя Петр)
«...В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание – все‑таки мед...» (автор)
Хрюкин рассказывает, что собака его «ни с того ни с сего» укусила за палец, а поскольку он золотых дел мастер, травма пальца делает его нетрудо он несет убыток, и, следовательно, хозяин собаки должен ему заплатить. Очумелов обещает составить протокол и показать «кузькину мать» владельцу собаки, а собаку «истребить». Кто-то из толпы сообщает, что это собака генерала Жигалова. Очумелов сразу меняет свое мнение, обвиняет Хрюкина в том, что он сам себе «расковырял палец гвоздиком». В толпе новая версия: вроде бы собака вовсе не генеральская. Очумелов опять начинает ругать собаку, сообщает, что у генерала собаки хорошие, а у этой «ни шерсти, ни вида, подлость одна только». Кто-то вновь предполагает, что собака принадлежит генералу. В очередной раз Очумелов изменяет свою позицию: «собака — нежная тварь», а Хрюкин сам виноват, раз «свой дурацкий палец» выставлял. Появляется генеральский повар и говорит, что собака принадлежит брату генерала. Очумелов сразу же подобострастно выгибается перед собакой, называет ее «цу-цык этакий» и умиляется ее поведению. Окружающие хохочут над Хрюкиным, а Очумелов грозит ему: «Я еще доберусь до тебя!»
Шуток особо не нашла, но вот что есть.
«...Тут... дела‑кружева, а плела их слепая баба, где уж нам узор разобрать!..» (бабушка)
"...злоба – что лед, до тепла живет!.." (бабушка)
«...Человечью ласку на базаре не купишь...» (дед)
«...Дураку ни ног, ни рук не надо, он и глупостью своей сытно кормится. Глупого всякий любит, глупость безобидна. Сказано: и дьяк и повытчик, коли дурак – так не обидчик…» (дядя Петр)
«...В детстве я представляю сам себя ульем, куда разные простые, серые люди сносили, как пчелы, мед своих знаний и дум о жизни, щедро обогащая душу мою, кто чем мог. Часто мед этот бывал грязен и горек, но всякое знание – все‑таки мед...» (автор)