Чиновники в поэме показаны как единое целое. Никто из них не выделен. Редко встречается описание отдельных служащих, чаще дается характеристика целого ряда представителей чиновничества. Например, зайдя в канцелярию, Чичиков видит «много бумаги,... широкие затылки, фраки, сюртуки губернского покроя...» Лиц у чиновников не видно, они все похожи между собой своей омертвелостью душ, одинаковыми пороками. Вместо лиц у них либо «кувшинное рыло», как у Ивана Антоновича, либо густо нависшие брови, как у прокурора. Часто описывается только одна черта какого-нибудь чиновника, что подчеркивает однородность класса чиновников (к примеру, мигание левого глаза у прокурора, о губернаторе же говорится, что он «имел на шее Анну,... был представлен к звезде; впрочем, был большой добряк и даже сам вышивал по тюлю»).
Чиновники отличаются той специфической особенностью, которая вообще крайне характерна, по мнению самого автора, для русского человека. Они совершенно по-разному ведут себя по отношению к равному себе, высшему и низшему по положению на социальной лестнице человеку. В частной жизни, в своем близком кругу перед нами вполне добродушные, гостеприимные, доброжелательные, милые люди. Перед начальством они предстают в неприятном качестве подхалимов и угодников. Перед теми, кто стоит ниже их на социальной лестнице и вынужден подобострастно взирать на них, ловя каждое слово и дерясь друг с другом за любую их милостливую подачку, — это грозные судьи, высокомерные и жестокие, подлинные хозяева провинции. Это происходит не случайно. Все русское общество построено на чинопочитании и уважении к титулу и богатству. Любой человек, к какому бы сословию он ни принадлежал, с трепетом смотрит «вверх», потому что там, и только там — «настоящая» жизнь, идеал благополучия и личного достоинства. Слухи о Чичикове достигают в «Мертвых душах» и тех городских слоев, для которых запутанная история «миллионщика», казалось бы, должна быть совершенно неинтересна.
Чиновники в поэме показаны как единое целое. Никто из них не выделен. Редко встречается описание отдельных служащих, чаще дается характеристика целого ряда представителей чиновничества. Например, зайдя в канцелярию, Чичиков видит «много бумаги,... широкие затылки, фраки, сюртуки губернского покроя...» Лиц у чиновников не видно, они все похожи между собой своей омертвелостью душ, одинаковыми пороками. Вместо лиц у них либо «кувшинное рыло», как у Ивана Антоновича, либо густо нависшие брови, как у прокурора. Часто описывается только одна черта какого-нибудь чиновника, что подчеркивает однородность класса чиновников (к примеру, мигание левого глаза у прокурора, о губернаторе же говорится, что он «имел на шее Анну,... был представлен к звезде; впрочем, был большой добряк и даже сам вышивал по тюлю»).
Чиновники отличаются той специфической особенностью, которая вообще крайне характерна, по мнению самого автора, для русского человека. Они совершенно по-разному ведут себя по отношению к равному себе, высшему и низшему по положению на социальной лестнице человеку. В частной жизни, в своем близком кругу перед нами вполне добродушные, гостеприимные, доброжелательные, милые люди. Перед начальством они предстают в неприятном качестве подхалимов и угодников. Перед теми, кто стоит ниже их на социальной лестнице и вынужден подобострастно взирать на них, ловя каждое слово и дерясь друг с другом за любую их милостливую подачку, — это грозные судьи, высокомерные и жестокие, подлинные хозяева провинции. Это происходит не случайно. Все русское общество построено на чинопочитании и уважении к титулу и богатству. Любой человек, к какому бы сословию он ни принадлежал, с трепетом смотрит «вверх», потому что там, и только там — «настоящая» жизнь, идеал благополучия и личного достоинства. Слухи о Чичикове достигают в «Мертвых душах» и тех городских слоев, для которых запутанная история «миллионщика», казалось бы, должна быть совершенно неинтересна.