Капитана Миронова мы видим в первый раз на площади в эпизоде воинского учения. В строю – «человек двадцать стареньких инвалидов». Ими командует комендант, «старик бодрый и высокого росту, в колпаке и китайчатом халате». Отметим комическое впечатление, которое производит колпак и халат на командире в момент воинского учения. Дальнейшие сообщения о том, как организована служба в крепости, развивают это первое впечатление примитивности, убогости ее организации. «В бого крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Комендант по собственной охоте учил иногда своих солдат … ». А они всё не могут понять, где лево, а где право. В рассказе слышится скрытая ирония, хотя и добродушная. Из единственной пушки, когда понадобилось привести ее в готовность, Иван Игнатьевич вытаскивает мусор и камушки. Укрепления состоят из бревенчатого забора. Виноват ли капитан Миронов в такой организации службы и обороны? Едва ли его можно винить, – это скорее следует отнести за счет общей организации дела обороны правительством. Что может сделать капитан Миронов с гарнизоном, состоящим из старых инвалидов, и с вооружением из одной пушки? Постарайтесь понять подтекст описания крепости и организации обороны ее: автор видит и понимает неизмеримо больше рассказчика. Отбор деталей таков, что читатель подводится к мысли об отсталости всей системы, всей постановки дела защиты окраин государства. Виновато в этом правительство Екатерины II. Речь капитана Миронова совершенно отвечает его простому происхождению и добродушному характеру: «А слышь ты, Василиса Егоровна … я был занят службой: солдатушек учил». Народные обороты свойственны ему. Иногда в речи его появляются слова из военно-служебного лексикона: «Поединки формально запрещены в воинском артикуле» и т. д. Но при всем добродушии капитана Миронова суровая военная служба в условиях того времени, привычка повиноваться, не рассуждая, наложили на него свою печать. В сцене допроса башкирца, схваченного с воззванием Пугачева, проявляется жестокость коменданта. Его ничуть не взволновала страшная внешность башкирца, в результате бессмысленной, бесчеловечной казни лишенного носа и ушей. Он совершенно хладнокровно отдает приказание о пытке. Подстать коменданту и поручик Иван Игнатьевич. В рассказе о его поведении в мирной жизни комически переданы эпизоды, в которых выясняется, как он выполняет свои служебные обязанности. Он держит нитки на распяленных пальцах, когда Василиса Егоровна разматывает клубок, нанизывает по ее же «препоручению» на нитку грибы для сушения, торжественно приводит арестованных в момент дуэли Швабрина и Гринева, чистит пушку от мусора и камешков. Для Ивана Игнатьевича все эти дела в равной степени важны. В речи его, как и в речи коменданта, присутствуют выражения военнослужебные и есть архаический оттенок: «В фортеции умышляется злое действие, противное казенному интересу». В отличие от речи коменданта, Иван Игнатьевич в обращении своем с мало еще знакомыми людьми любит обороты, долженствующие свидетельствовать об известной воспитанности: «Смею спросить … вы в каком полку изволили служить? А смею спросить … зачем изволили вы перейти из гвардии в гарнизон? Чаятельно, за неприличные гвардии офицеру поступки … ». Иван Игнатьевич такой же добрый, но ограниченный немудреный армейский служака, как и комендант. Введение его в роман подчеркивает типичность образов старых армейских служак, изображенных в «Капитанской дочке».
