Стихотворение "КАПИТАНЫ" своего рода визитная карточка поэта. На первом плане в нем — созданный воображением поэта собирательный образ капитанов, соеденивших в себя романтику странствий. Их влечет линия отступающего горизонта и призывное мерцание далекой звезды — прочь от домашнего уюта и будней цивилизации. Мир открывается ему, будто первому человеку, первозданной свежестью, он обещает череду приключений, радость открытий и пьянящий вкус побед.
Герой Гумилева охвачен жаждой открытий, для него «как будто не все пересчитаны звезды» . Он пришел в этот мир не мечтательным созерцателем, но волевым участником творящейся на его глазах жизни. Потому действительность состоит для него из сменяющих друг друга моментов преследования, борьбы, преодоления. Характерно, что в центральной четвертой и пятой строфах стихотворения образ «капитана» предстает в момент противоборства — сначала с разъяренной морской стихией («трепещущий мостик» , «клочья пены») , а потом с матросской командой («бунт на борту») .
Автор так захвачен поэтизацией волевого импульса, что не замечает, как грамматическое множественное число («ведут капитаны» ) в пределах одного сложного предложения меняется на единственное число («кто.. . отмечает.. . вспоминает.. . или.. . рвет») . В этой синтаксической несогласованности проявляется присущее раннему Гумилеву колебание между «общим» и «крупным» планами изображения. С одной стороны, общий «морской» фон стихотворения создается размашистыми условно-романтическими контрастами («полярные — южные» , «базальтовые — жемчужные» , «мальстремы — мель») . С другой, — крупным планом подаются «изысканные» предметные подробности («клочья пены с высоких ботфорт» , «золото.. . с розоватых брабантских манжет») .
«Капитаны» построены как поэтическое описание живописного полотна (какой вам представляется эта картина?) . Морской фон прописан при стандартных приемов художественной маринистики («скалы» , «ураганы» , «клочья пены» , «гребни волн») . В центре живописной композиции — вознесенный над стихией и толпой статистов-матросов сильный человек, будто сошедший со страниц прозы Р. Киплинга (Гумилев увлекался творчеством этого английского писателя) . Однако во внешнем облике капитана больше аксессуаров театральности, нарочитого дендизма, чем конкретных примет рискованной профессии. В нем — никакого намека на тяготы корабельного быта, даже метонимия «соль моря» , попадая в один ряд с модной «тростью» , эффектными «высокими ботфортами» и декоративными «кружевами» , воспринимается как живописное украшение. Декоративным целям служат в стихотворении и лексическая экзотика («мальстремы» , «фелуки») , и акустические эффекты. В звуковом составе стиха ощутимы попеременно накатывающиеся волны аллитераций на «з» («изгибы зеленых зыбей») , «р» («на разорванной карте.. . дерзостный») , «б» («бунт на борту обнаружив») . На фоне символистской образности ранние стихотворения Гумилева выглядят более конкретными и сочными. Они выстроены по законам риторической ясности и композиционного равновесия (ясность и равновесие — еще два важных стилевых принципа акмеизма).
Герой Гумилева охвачен жаждой открытий, для него «как будто не все пересчитаны звезды» . Он пришел в этот мир не мечтательным созерцателем, но волевым участником творящейся на его глазах жизни. Потому действительность состоит для него из сменяющих друг друга моментов преследования, борьбы, преодоления. Характерно, что в центральной четвертой и пятой строфах стихотворения образ «капитана» предстает в момент противоборства — сначала с разъяренной морской стихией («трепещущий мостик» , «клочья пены») , а потом с матросской командой («бунт на борту») .
Автор так захвачен поэтизацией волевого импульса, что не замечает, как грамматическое множественное число («ведут капитаны» ) в пределах одного сложного предложения меняется на единственное число («кто.. . отмечает.. . вспоминает.. . или.. . рвет») . В этой синтаксической несогласованности проявляется присущее раннему Гумилеву колебание между «общим» и «крупным» планами изображения. С одной стороны, общий «морской» фон стихотворения создается размашистыми условно-романтическими контрастами («полярные — южные» , «базальтовые — жемчужные» , «мальстремы — мель») . С другой, — крупным планом подаются «изысканные» предметные подробности («клочья пены с высоких ботфорт» , «золото.. . с розоватых брабантских манжет») .
«Капитаны» построены как поэтическое описание живописного полотна (какой вам представляется эта картина?) . Морской фон прописан при стандартных приемов художественной маринистики («скалы» , «ураганы» , «клочья пены» , «гребни волн») . В центре живописной композиции — вознесенный над стихией и толпой статистов-матросов сильный человек, будто сошедший со страниц прозы Р. Киплинга (Гумилев увлекался творчеством этого английского писателя) .
Однако во внешнем облике капитана больше аксессуаров театральности, нарочитого дендизма, чем конкретных примет рискованной профессии. В нем — никакого намека на тяготы корабельного быта, даже метонимия «соль моря» , попадая в один ряд с модной «тростью» , эффектными «высокими ботфортами» и декоративными «кружевами» , воспринимается как живописное украшение. Декоративным целям служат в стихотворении и лексическая экзотика («мальстремы» , «фелуки») , и акустические эффекты. В звуковом составе стиха ощутимы попеременно накатывающиеся волны аллитераций на «з» («изгибы зеленых зыбей») , «р» («на разорванной карте.. . дерзостный») , «б» («бунт на борту обнаружив») .
На фоне символистской образности ранние стихотворения Гумилева выглядят более конкретными и сочными. Они выстроены по законам риторической ясности и композиционного равновесия (ясность и равновесие — еще два важных стилевых принципа акмеизма).