Поместные дворяне ведут свое начало от служилых людей, «испомещавшихся», то есть получавших в пользование землю (поместье) за несение гражданской, но в основном военной службы. Первоначально эта служба была пожизненной, начиная с пятнадцатилетнего возраста, а поместье не подлежало продаже, обмену и наследованию. Постепенно поместья становятся наследственными, ас 1714 года – собственностью помещиков. В 1740 году дворянам было позволено выбирать между военной и гражданской службой. С этого времени формируется слой поместного дворянства, который постоянно живет в своих имениях. К середине же XIX века (по данным переписи 1858 года) благосостояние дворянства значительно выросло. До 39,5 процента сократилась доля дворян первой группы (до 20 душ крепостных), зато увеличилось до 34,2 процента число дворян второй группы (20 – 100 душ), а также владевших от 101 до 1000 крепостных (21,5 процента). Крупных же землевладельцев, у которых насчитывалось более тысячи крепостных, было сравнительно немного – всего 1,3 процента. Беспоместные дворяне составляли 3,5 процента дворянского сословия. Освобожденные от обязательной военной службы дворяне получили возможность заниматься обустройством своих поместий, которые становятся не только источником средств к существованию, но постепенно уже к первой четверти XIX века превращаются в особое явление русской культуры, аккумулирующее энергию живущих в них людей и распространяющее свое влияние на окружающую провинциальную жизнь. Роль и место усадьбы в провинциальной жизни во многом зависели от того, насколько она была обжита. Там, где барщинная запашка давала приличные доходы, помещики старались наблюдать за ведением хозяйства лично. А потому, приезжая из города, селились в усадьбе. Это относилось прежде всего к среднепоместным владельцам. Они проводили в таких усадьбах время с ранней весны и до поздней осени. В город же перебирались только лишь на зиму. Наиболее активной и влиятельной группой было среднее дворянство, имевшее от 100 до 1000 душ крепостных крестьян. Предпочитая жить в городе, лето они проводили в своих поместьях, что укрепляло их связи с деревней и ее обитателями. Сложившийся тип помещичьей усадьбы XVIII – XIX веков представлял собой комплексный архитектурно-парковый ансамбль, который включал обычно барский дом с флигелем (или флигелями), обслуживающие постройки – конюшни, оранжереи, сараи; парк, а в крупной усадьбе еще и церковь, порой более раннего времени. Зачастую и сам усадебный дом возводился на месте старых боярских хором. Такой состав был характерен как для подмосковных крупных усадеб, так и для рядовых имений. Разнообразны композиция и масштабы жилых усадебных домов, зависящих от уровня благосостояния и культуры владельца. Встречаются трехчастный план с подъездным двором (Городня под Калугой, Пехра-Яковлевское под Москвой), центрические построения (Талицы под Петербургом). Иногда дом проектируется с подчеркнуто плоскостными фасадами (Николо-Погорелое в Смоленской области), чаще с колоннадами. Но везде обязательным дополнением к усадебному дому служили флигели. По большей части их бывало два. Один для гостей, а другой – для молодой поросли рода. Художественное значение приобретают и некоторые хозяйственные строения, включаемые в ансамбль двора или парка, например конный двор в селе Красном Рязанской области. В более замысловатых деревенских постройках приклеивались, так сказать, к этому серому фону четыре колонны с фронтонным треугольником над ними. Колонны эти были у более зажиточных оштукатуренные и вымазанные известью так же, как и их капители; у менее достаточных помещиков колонны были из тощих сосновых бревен без всяких капителей. Входное парадное крыльцо, с огромным выдающимся вперед деревянным навесом и двумя глухими боковыми стенами в виде пространной будки, открытой спереди». В глухой капитальной стене зала было двое дверей; первая, всегда низкая, вела в темный коридор, в конце коего была девичья и черный выход во двор. Вторая такого же размера дверь вела из гостиной в кабинет или в хозяйскую спальню, составляющую другой угол дома. Усадебная меблировка, как правило, была также одинакова во всех домах: «В двух простенках между окнами висели зеркала, а под ними тумбочки или ломберные столы. В середине противоположной глухой стены стоял неуклюжий с деревянною спинкою и боками диван (иногда, впрочем, из красного дерева); перед диваном овальный большой стол, а по обеим сторонам дивана симметрически выходили два ряда неуклюжих кресел... Характерной чертой русских усадебных садов конца XVIII – начала XIX века было то, что вблизи дома владельцы располагали цветник.
Мне очень понравилась повесть А. С. Пушкина «Станционный смотритель», потому что она заставляет задуматься над превратностями человеческой судьбы. Необычность повести заключается не только в неожиданной концовке, но и в том, что в нейнет однозначно положительных или однозначно отрицательных героев.
Дуня Вырина — дочь станционного смотрителя, вокруг ее судьбы развивается весь сюжет. Красивая, хозяйственная, умная, она не может не понравиться. Отец не нарадуется на Дуню, на которой держится все небогатое хозяйство. Но вот в их жизни появляется ротмистр Минский, который, притворившись больным, вводит отца в заблуждение и увозит девушку с собой — в город. Лишь в конце мы узнаем, что Минский был действительно влюблен и имел относительно дочери смотрителя самые серьезные намерения. Однако ротмистр прекрасно понимал, что Самсон Вырин, умудренный жизненным опытом, ни за что не поверил бы в их серьезность.
Нечестно, мне кажется, поступила Дуня. Несколько лет живя в богатстве и роскоши, она даже весточки не прислала своему страдающему от тоски и одиночества отцу. Может, девушка хотела позабыть о жизни? Или Минский, за которого она вышла замуж, запрещал ей? Мы этого никогда не узнаем. Однако связь Дуни с отцом, вероятно, была слишком велика, потому что спустя годы, молодая барыня все-таки приехала в родные места. Но было уже поздно, потому что Самсон Вырин умер.
И все же судьба Дуни кажется мне драматичной, потому что не каждый, наверное, сможет выдержать и принять такие перемены в своей жизни, когда за каждым поворотом тебя ждет неизвестность.
В 1740 году дворянам было позволено выбирать между военной и гражданской службой. С этого времени формируется слой поместного дворянства, который постоянно живет в своих имениях.
К середине же XIX века (по данным переписи 1858 года) благосостояние дворянства значительно выросло. До 39,5 процента сократилась доля дворян первой группы (до 20 душ крепостных), зато увеличилось до 34,2 процента число дворян второй группы (20 – 100 душ), а также владевших от 101 до 1000 крепостных (21,5 процента). Крупных же землевладельцев, у которых насчитывалось более тысячи крепостных, было сравнительно немного – всего 1,3 процента. Беспоместные дворяне составляли 3,5 процента дворянского сословия.
Освобожденные от обязательной военной службы дворяне получили возможность заниматься обустройством своих поместий, которые становятся не только источником средств к существованию, но постепенно уже к первой четверти XIX века превращаются в особое явление русской культуры, аккумулирующее энергию живущих в них людей и распространяющее свое влияние на окружающую провинциальную жизнь.
Роль и место усадьбы в провинциальной жизни во многом зависели от того, насколько она была обжита. Там, где барщинная запашка давала приличные доходы, помещики старались наблюдать за ведением хозяйства лично. А потому, приезжая из города, селились в усадьбе. Это относилось прежде всего к среднепоместным владельцам. Они проводили в таких усадьбах время с ранней весны и до поздней осени. В город же перебирались только лишь на зиму.
Наиболее активной и влиятельной группой было среднее дворянство, имевшее от 100 до 1000 душ крепостных крестьян.
Предпочитая жить в городе, лето они проводили в своих поместьях, что укрепляло их связи с деревней и ее обитателями.
Сложившийся тип помещичьей усадьбы XVIII – XIX веков представлял собой комплексный архитектурно-парковый ансамбль, который включал обычно барский дом с флигелем (или флигелями), обслуживающие постройки – конюшни, оранжереи, сараи; парк, а в крупной усадьбе еще и церковь, порой более раннего времени. Зачастую и сам усадебный дом возводился на месте старых боярских хором. Такой состав был характерен как для подмосковных крупных усадеб, так и для рядовых имений.
Разнообразны композиция и масштабы жилых усадебных домов, зависящих от уровня благосостояния и культуры владельца. Встречаются трехчастный план с подъездным двором (Городня под Калугой, Пехра-Яковлевское под Москвой), центрические построения (Талицы под Петербургом). Иногда дом проектируется с подчеркнуто плоскостными фасадами (Николо-Погорелое в Смоленской области), чаще с колоннадами.
Но везде обязательным дополнением к усадебному дому служили флигели. По большей части их бывало два. Один для гостей, а другой – для молодой поросли рода.
Художественное значение приобретают и некоторые хозяйственные строения, включаемые в ансамбль двора или парка, например конный двор в селе Красном Рязанской области.
В более замысловатых деревенских постройках приклеивались, так сказать, к этому серому фону четыре колонны с фронтонным треугольником над ними. Колонны эти были у более зажиточных оштукатуренные и вымазанные известью так же, как и их капители; у менее достаточных помещиков колонны были из тощих сосновых бревен без всяких капителей.
Входное парадное крыльцо, с огромным выдающимся вперед деревянным навесом и двумя глухими боковыми стенами в виде пространной будки, открытой спереди».
В глухой капитальной стене зала было двое дверей; первая, всегда низкая, вела в темный коридор, в конце коего была девичья и черный выход во двор.
Вторая такого же размера дверь вела из гостиной в кабинет или в хозяйскую спальню, составляющую другой угол дома.
Усадебная меблировка, как правило, была также одинакова во всех домах: «В двух простенках между окнами висели зеркала, а под ними тумбочки или ломберные столы.
В середине противоположной глухой стены стоял неуклюжий с деревянною спинкою и боками диван (иногда, впрочем, из красного дерева); перед диваном овальный большой стол, а по обеим сторонам дивана симметрически выходили два ряда неуклюжих кресел...
Характерной чертой русских усадебных садов конца XVIII – начала XIX века было то, что вблизи дома владельцы располагали цветник.
Дуня Вырина — дочь станционного смотрителя, вокруг ее судьбы развивается весь сюжет. Красивая, хозяйственная, умная, она не может не понравиться. Отец не нарадуется на Дуню, на которой держится все небогатое хозяйство. Но вот в их жизни появляется ротмистр Минский, который, притворившись больным, вводит отца в заблуждение и увозит девушку с собой — в город. Лишь в конце мы узнаем, что Минский был действительно влюблен и имел относительно дочери смотрителя самые серьезные намерения. Однако ротмистр прекрасно понимал, что Самсон Вырин, умудренный жизненным опытом, ни за что не поверил бы в их серьезность.
Нечестно, мне кажется, поступила Дуня. Несколько лет живя в богатстве и роскоши, она даже весточки не прислала своему страдающему от тоски и одиночества отцу. Может, девушка хотела позабыть о жизни? Или Минский, за которого она вышла замуж, запрещал ей? Мы этого никогда не узнаем. Однако связь Дуни с отцом, вероятно, была слишком велика, потому что спустя годы, молодая барыня все-таки приехала в родные места. Но было уже поздно, потому что Самсон Вырин умер.
И все же судьба Дуни кажется мне драматичной, потому что не каждый, наверное, сможет выдержать и принять такие перемены в своей жизни, когда за каждым поворотом тебя ждет неизвестность.