За плечами у художника — большая школа не только Фрунзенского художественного училища и Ташкентского государственного театрально-художественного института им. Н. Островского, но и стажировка в Санкт-Петербургском академическом александрийском театре драмы.
Кроме оформления репертуарных оперных, балетных и драматических спектаклей не только в Кыргызстане, но и в соседних странах, осуществил ряд проектов правительственных и международных культурных, театрализованных программ и представлений: «1000-летие эпоса Манас» (1995); I Международный фестиваль эпосов мира (Бишкек, 2006); Саммит участников стран ШОС в Бишкеке (2007); Международный фестиваль фольклорной музыки «Великий Шелковый путь» (Казахстан, Тараз, 2008) и другие.
По словам казахского культуролога Алии Бажановой, творчество художника Маратбека Шарафидинова хорошо знакомо казахстанскому зрителю по его постановкам «Снежная девушка» (О. Бокеев) и «Хромой Тимур» (И. Орозбаев), «Ричард III», «Король Лир», «Ромео и Джульетта» В. Шекспира и «Кыз Жибек» К. Касымова, где он дает простор чувствам, воображению, а самое главное — мысли.
В экспозиции также представлены недавние живописные полотна, в основном портреты, ученика и последователя Садыка Мурзаханова: где обращает на себя внимание образ Маратбека Шарифидинова, которого Садык называет «устат», что значит мастер; свежесть красок и эмоциональность полотен «Бегимай», «Девушка с тебетеем», «Жумагуль». А такие работы, как «Дедушка», «Мать», «Бабушка», говорят о нем как о живописце, замечающем малейшие оттенки душевного состояния своих героев, очень чутком и наблюдательном, достойном последователе своего учителя.
Понятие «крылатости» возникает у многих поэтов. Ведь им свойственно возвышаться над обыденной сферой жизни, смотреть на связь вещей и слов как бы «свысока», как никто до них не смотрел. Возьмем, например, Ахматову: « я не могу взлететь, а с детства была крылатой». И в лирике Марины Цветаевой родство душ передается образом сложенных крыльев: «Как правая и левая рука — Твоя душа моей душе близка. Мы смежены, блаженно и тепло, Как правое и левое крыло. Но вихрь встает — и бездна пролегла От правого — до левого крыла!» Крылатая душа поэта позволяла ей отрываться от реального мира, от вихрей и бездн полной бурными событиями первой половины 20 века. Революции, разруха, войны, полуголодное существование, смерти близких. Цветаева всегда стремилась быть (и была!) над этим миром. "А за плечом - товарищ мой крылатый Опять шепнет: - Терпение, сестра! - Когда сверкнут серебряные латы Сосновой кровью моего костра" Товарищ. Это она о крылатом гении вдохновения, не оставляющем ее. Еще он: "Рыцарь ангелоподобный - Долг! Небесный часовой... Еженощный соглядатай, Ежеутренний звонарь..." Через год она напишет уже об их единой природе с крылатым гением: "Крестили нас - в одном чану…" А оторванность от близких трансформируется в поэтическое одиночество («проклятость!») крылатой души: «Новый год я встретила одна. Я, богатая, была бедна, Я, крылатая, была проклятой. Где-то было много-много сжатых Рук - и много старого вина. А крылатая была - проклятой! А единая была - одна! Как луна - одна, в глазу окна» И это ведь не об одиночестве, а о своем призвании, о своем отличии от множества других, на которых она смотрит отстранено, как луна. Марина - одна служанка и повелительница крылатого гения, единая с ним: "Умирая, не скажу: была. И не жаль, и не ищу виновных. Есть на свете поважней дела Страстных бурь и подвигов любовных. Ты, - крылом стучавший в эту грудь, Молодой виновник вдохновенья - Я тебе повелеваю: - будь! Я - не выйду из повиновенья." Для крылатой души – не важны внешние атрибуты ( хоромы или хаты), Ведь Цветаева привыкла приходить «в дом, и не знающий, что – мой», ей “все нипочем”, и к жизни среди «врагов» она привыкла: "Если душа родилась крылатой — Что ей хоромы — и что ей хаты! Что Чингис-Хан ей и о — Орда! Два на миру у меня врага, Два близнеца, неразрывно-слитых: Голод голодных — и сытость сытых! " Образ же «крылатого гения» менялся и усложнялся. Теперь это крылатый конь. Вспомним, что Пегас возник в момент смерти медузы Горгоны, что он носил Зевсу выкованные Гефестом молнии-стрелы. Тогда мы лучше поймем, что за огонь сжигал душу Марины Цветаевой: «Ох, огонь - мой конь - несытый едок! Ох, огонь на нем - несытый ездок! С красной гривою свились волоса... Огневая полоса - в небеса!» Охваченная огнем эмоциональной “безмерности», остро чувствующая и пропускающая через себя недоступное бескрылым, ее крылатая душа ненасытна: «Что другим не нужно - несите мне Всё должно сгореть на моем огне! Я и жизнь маню, я и смерть маню В легкий дар моему огню» Вселившийся в Марину Ивановну Цветаеву, слившийся с ней Крылатый Гений превращает ее жизнь в творческий костер, на котором она сама и сгорела.
За плечами у художника — большая школа не только Фрунзенского художественного училища и Ташкентского государственного театрально-художественного института им. Н. Островского, но и стажировка в Санкт-Петербургском академическом александрийском театре драмы.
Кроме оформления репертуарных оперных, балетных и драматических спектаклей не только в Кыргызстане, но и в соседних странах, осуществил ряд проектов правительственных и международных культурных, театрализованных программ и представлений: «1000-летие эпоса Манас» (1995); I Международный фестиваль эпосов мира (Бишкек, 2006); Саммит участников стран ШОС в Бишкеке (2007); Международный фестиваль фольклорной музыки «Великий Шелковый путь» (Казахстан, Тараз, 2008) и другие.
По словам казахского культуролога Алии Бажановой, творчество художника Маратбека Шарафидинова хорошо знакомо казахстанскому зрителю по его постановкам «Снежная девушка» (О. Бокеев) и «Хромой Тимур» (И. Орозбаев), «Ричард III», «Король Лир», «Ромео и Джульетта» В. Шекспира и «Кыз Жибек» К. Касымова, где он дает простор чувствам, воображению, а самое главное — мысли.
В экспозиции также представлены недавние живописные полотна, в основном портреты, ученика и последователя Садыка Мурзаханова: где обращает на себя внимание образ Маратбека Шарифидинова, которого Садык называет «устат», что значит мастер; свежесть красок и эмоциональность полотен «Бегимай», «Девушка с тебетеем», «Жумагуль». А такие работы, как «Дедушка», «Мать», «Бабушка», говорят о нем как о живописце, замечающем малейшие оттенки душевного состояния своих героев, очень чутком и наблюдательном, достойном последователе своего учителя.
Объяснение:
думаю правильный ответ
И в лирике Марины Цветаевой родство душ передается образом сложенных крыльев:
«Как правая и левая рука —
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает — и бездна пролегла
От правого — до левого крыла!»
Крылатая душа поэта позволяла ей отрываться от реального мира, от вихрей и бездн полной бурными событиями первой половины 20 века. Революции, разруха, войны, полуголодное существование, смерти близких. Цветаева всегда стремилась быть (и была!) над этим миром.
"А за плечом - товарищ мой крылатый
Опять шепнет: - Терпение, сестра! -
Когда сверкнут серебряные латы
Сосновой кровью моего костра"
Товарищ. Это она о крылатом гении вдохновения, не оставляющем ее. Еще он: "Рыцарь ангелоподобный - Долг! Небесный часовой... Еженощный соглядатай, Ежеутренний звонарь..."
Через год она напишет уже об их единой природе с крылатым гением: "Крестили нас - в одном чану…"
А оторванность от близких трансформируется в поэтическое одиночество («проклятость!») крылатой души:
«Новый год я встретила одна.
Я, богатая, была бедна,
Я, крылатая, была проклятой.
Где-то было много-много сжатых
Рук - и много старого вина.
А крылатая была - проклятой!
А единая была - одна!
Как луна - одна, в глазу окна»
И это ведь не об одиночестве, а о своем призвании, о своем отличии от множества других, на которых она смотрит отстранено, как луна. Марина - одна служанка и повелительница крылатого гения, единая с ним:
"Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты, - крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья -
Я тебе повелеваю: - будь!
Я - не выйду из повиновенья."
Для крылатой души – не важны внешние атрибуты ( хоромы или хаты), Ведь Цветаева привыкла приходить «в дом, и не знающий, что – мой», ей “все нипочем”, и к жизни среди «врагов» она привыкла:
"Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Что Чингис-Хан ей и о — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых! "
Образ же «крылатого гения» менялся и усложнялся. Теперь это крылатый конь. Вспомним, что Пегас возник в момент смерти медузы Горгоны, что он носил Зевсу выкованные Гефестом молнии-стрелы. Тогда мы лучше поймем, что за огонь сжигал душу Марины Цветаевой:
«Ох, огонь - мой конь - несытый едок!
Ох, огонь на нем - несытый ездок!
С красной гривою свились волоса...
Огневая полоса - в небеса!»
Охваченная огнем эмоциональной “безмерности», остро чувствующая и пропускающая через себя недоступное бескрылым, ее крылатая душа ненасытна:
«Что другим не нужно - несите мне
Всё должно сгореть на моем огне!
Я и жизнь маню, я и смерть маню
В легкий дар моему огню»
Вселившийся в Марину Ивановну Цветаеву, слившийся с ней Крылатый Гений превращает ее жизнь в творческий костер, на котором она сама и сгорела.