Василий Андреевич Жуковский - один из создателей русской романтической поэзии. Русская литературная критика исключительно высоко оценила значение его творчества. По мнению Гуковского, он "открыл русской поэзии душу человеческую". Романтизм часто противопоставляет цивилизации нетронутую природу, естественные человеческие отношения, простой уклад жизни. Все это происходит, вероятно, из-за недовольства собой, окружающим миром, неуверенности в возможность земного счастья. Эти настроения были свойственны и Жуковскому. Жажда обретения гармонии с миром станет постоянной спутницей поэта и во многом определит характер его творчества. Жуковского отличало постоянное "стремление за пределы мира". Этим объясняется его интерес к такому жанру, как . Настоящим сюрпризом для русского читателя стало произведение "Людмила". В основу его фантастического сюжета легли средневековые религиозные представления, вера в чудесное или погибель души. Поэта привлекало всё таинственное, обычно скрытое от человеческих глаз. "Людмила" - это вольный перевод. Взяв за основу сюжет немецкого поэта Бюргера "Ленора", Жуковский создаёт своё оригинальное произведение. А в написанной позже "Светлана" нам кажется, что оживают "приданья старины глубокой". Стихия народной жизни, фольклор становятся для Жуковского источником высокой поэзии: Раз в крещенский вечерок Девушки гадали: За ворота башмачок, Сняв с ноги, бросали; Снег пололи; под окном Слушали; кормили Счётным курицу зерном… Эта стала более популярной, чем "Людмила", и Жуковского часто именовали "певцом Светланы". Сюжет этого произведения трактован в рамках бытовой сцены гаданий девушек "в крещенский вечерок", что дало возможность поэту воспроизвести черты русского национального быта, народных обычаев, обрядов и так далее. Жуковский тонко и верно передал состояние души девушки, охваченной романтическим страхом перед возможными ночными чудесами и боязнью за жизнь любимого: Робко в зеркало глядит: За её плечами Кто-то, чудилось, блестит Яркими глазами… Занялся от страха дух… Затем из чудесного мира героиня возвращается в мир реальный. Но этот мир сильно идеализирован поэтом, который после счастливого возращения жениха рассуждает о том, что несчастья бывают только во сне, а наяву - всегда счастье: Вот толк моей: "Лучший друг нам в жизни сей Вера в проведенье. Благ зиждителя закон: Здесь несчастье - лживый сон; Счастье - пробужденье". Таким образом, в конце этого произведения Ж. подчёркивает, что для торжества любви необходима непоколебимая вера человека в провидение. В отличие от Людмилы, которая утратила надежду ("Небо к нам неумолимо; царь небесный нас забыл…"), Светлана верила до конца. Ещё одним очень известным произведением этого жанра является "Эолова арфа". написана в ноябре 1814 года, а напечатана в 1815 году. Автобиографический сюжет "запрещённой любви" (к Марии Андреевне Протасовой) облечён в форму в духе "Песен Оссиана". Имена собственные отчасти также заимствованы из "Песен Оссиана", например, Морвена - название страны в одной из поэм Оссиана. Любопытно замечание В.Г.Белинского об "Эоловой арфе": "…она - прекрасное и поэтическое произведение, где сосредоточен весь смысл, вся благоухающая прелесть романтики Жуковского". Поэт довольно верно отразил нравы замковой жизни позднего Средневековья. Но это только внешний фон действия. Используя сюжет, построенный на социальном неравенстве любящей пары, поэт подчеркивает его только потому, что оно усиливает неудовлетворенность жизнью, возвышенность и глубину переживаний влюбленных. В центре его внимания душевные переживания героев, их нежная любовь, чуждая житейских интересов. Но такая любовь обречена на неудачу в реальных, земных условиях: И нет уж Минваны… Когда от потоков, холмов и полей Восходят туманы… То, что прежде считалось достоянием разума, у Жуковского - часть душевной жизни. Не только любовь и дружба, но и философия, мораль, социальные аспекты жизни стали предметами внутреннего переживания. Произведения Жуковского приобретают личный характер, что придаёт особый лиризм его поэтическому творчеству.
ГОРНАЯ ЦАРЕВНА I. В горы поехал как-то весной Юноша страстный и молодой. Высокие горы, закатом маня, Блестели в сиянии дня. И озеро синей–пресиней воды, И изумрудные льды. II. Вот солнце сокрылось за дальней горой, Накрыло путника тьмой. И звезды блестели над головой, Туманности вились рекой. И слышится голос в звенящей тиши, Поет, затихает в дали. III. “Дворец тут хрустальный есть у меня, Сверкает, хоть нету огня. В нем шпили и башни все изо льда, Не тают они никогда. Путник случайный заглянет туда, Найдет он совсем без труда: Фрукты заморские, сладости, мёд, Эскимо и фруктовый лёд. Играет там музыка ночью и днём, Танцуют красавицы в нём.” IV. Так сладко, заманчиво голос тот пел, И путник не утерпел. Пошел по тропе, освещенной луной, Туда, где пел голос ночной много лет с этой давней поры, Как юношу встретили льды. Живёт он средь блеска хрустальных дворцов, Искристых причудливых льдов. Но холоден стал он к красотам земным, Для звуков рояля – глухим. Лишён он страстей и тепла навсегда – Сердце его состоит изо льда.
