«Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских — они его побаивались, — а коротких: он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в застолице. Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, — а то беда! Увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака. » «…а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.»
Вьюшка не успела оторвать вороне часть хвоста, она помедлила и напуганная деревенскими женщинами, убежала прочь. Выскочка быстро улетела и осталась очень довольна собой. Но она осталась одна, подруг у нее не было и она загрустила. Вспомнила собаку, вспомнила озорные игры на лугу, и ей стало тоскливо и одиноко. Но Вьюшка вскоре прибежал, кость свою бесценную для него перепрятал и начал снова задирать ворону. Вот теперь ей снова стало весело.Она стала кричать и перелетать с ветки на ветку. Озорство искрилось в ее хитрых вороньих глазах.
«…а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики.»