Качаясь на волнах эфира,
Минуя горы и моря,
Лети, лети голубкой мира,
О песня звонкая моя!
И расскажи тому, кто слышит,
Как близок долгожданный век,
Чем ныне и живет и дышит
В твоей отчизне человек.
Ты не одна — их будет много.
С тобой летящих голубей, —
Вас у далекого порога
Ждет сердце ласковых друзей.
Лети в закат багрово-алый,
В удушливый фабричный дым,
И в негритянские кварталы,
И к водам Ганга голубым.
О чем говорится
Глеб Капустин знает себе цену, он считает себя достаточно эрудированным человеком. Когда ему сообщают о приезде кандидатов к бабке Агафье, он восклицает: “О-о! Голой рукой не возьмёшь”. Глеб выступает в роли кулачного бойца, и задача его — во что бы то ни стало победить. А один из приёмов — сбить с толку своими художествами заезжего интеллектуала. Наивны, смешны наскоки деревенского “полуучёного”, но он не хочет понимать этого. Глеба переполняют чувства гордости, радости в тот момент, когда он взмывает ввысь “и оттуда с высокой выси” ударяет по кандидату.
Ему важно, чтобы непременно была философия. Видимо, в этой области Глеб разбирался лучше всего, чувствовал себя как рыба в воде. Он не подозревает, что филология и философия — совершенно разные науки, ведёт себя уверенно, напористо, умничает. В поставленных им вопросах совершенно не прослеживается логика. То он говорит о первичности духа и материи, то вдруг перескакивает на проблему шаманизма, то касается предложения, выдвинутого учёными, что Луна лежит на искусственной орбите. Очень трудно уследить за ходом его мыслей, тем более что Глеб не всегда правильно использует термины, называет такие, которых не было и нет: “Натурфилософия, допустим, определит это так, стратегическая философия — совершенно иначе... ” На ответы кандидатов наук он реагирует то с небрежением, то с усмешкой, то с ехидцей, то с откровенным издевательством. В конце концов Глеб в словесном поединке всё-таки достигает кульминационного момента — “взмывает ввысь”. Как он это любит делать! Ведь дальше всё случается само собой — и он становится победителем. Глеб Капустин — спорщик, опытный говорун, владеющий множеством интонаций, умеющий пощеголять “учёным словцом”, к месту вставить поговорку, присказку: “Голой рукой не возьмёшь”, “Кандидатов сейчас как нерезаных собак”, “Баба с возу — коню легче”, “Можно сто раз повторить слово «мёд» , но от этого во рту не станет сладко”, “Можно сотни раз писать во всех статьях слово «народ» , но знаний от этого не прибавится”. Речь героя насыщена книжными словами и оборотами (“входит в минимум”, “лежать на орбите”, “вопрос не глобальный”, “расчёты траекторий”), несвойственными устной речи канцеляризмами (“в какой области выявляете себя”, “позвольте заметить”). Комическую окраску речи Глеба придают постоянные ошибки в использовании иностранных слов, ложные термины (“стратегическая философия”, “общеобразовательные кандидаты”, “проблема шаманизма”). Сочетание разнородного и производит комический эффект.
По словам автора, Глеб — “начитанный и ехидный” человек, любви к нему никто не испытывает. “Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил ещё”. Шукшину важно раскрыть через подробный словесный поединок не только характер героя, но и показать страшноватую природу смеха, переодевания Глеба в спорщика, “полуучёного”: с одной стороны, он высмеивает затасканные формулы, весь поток информации из Москвы, а с другой — как бы предупреждает, что и провинция себе на уме, что она не только объект манипуляций, “объегоривания”. Писатель одним из первых задумался над проблемой огромной важности: почему вся эта деревенская, низовая Россия так боится Москвы, владеющей “телевластью”, экспериментов над собой, исходящих из столицы? В этом отношении Глеб выступает как бы заступником деревни, отражает время в его противоречиях, “срезает” один за другим “нарост догм и лжи”.
Щенок изображён на переднем плане картины, а мальчик стоит позади него. Художник очень точно передал мельчайшие детали, поэтому мы можем многое сказать об изображённом мальчике, просто внимательно рассмотрев картину, в частности, самого мальчика и фон. Судя по одежде ребёнка, он из бедной семьи, скорее всего, сын кухарки или слуги. Рваные штаны, простая полотняная рубаха, старые стоптанные башмаки на ногах... Ясно, что это не барчук. Но и не крестьянский ребёнок: на нём всё-таки башмаки, а не лапти.
Да и интерьер помещения - фон картины - свидетельствует о том, что это либо кухня, либо помещение для прислуги, а не крестьянская изба. Скорее всего, это всё-таки кухня, потому что большой тёмно-коричневый короб справа от мальчика похож на ларь, в которых в те времена хранились крупы или мука. На нём стоит большой глиняный горшок. Рядом с ларём - деревянная кадка, а также лестница на чердак, где часто тоже хранили припасы - например, сушёные грибы и зелень. Перед ларём стоит небольшой светлый короб, сделанный из лыка. Он прикрыт тряпицей, поэтому сложно разглядеть, что в нём находится - вполне возможно, тоже какие-то припасы. Слева от мальчика - печь, которую топят дровами.
Мальчик внимательно смотрит на щенка, лакающего молоко. Щенок маленький, белый с коричневыми пятнами. Горло мальчика перевязано платком - возможно, у ребёнка болит горло. Скорее всего, именно поэтому он поит щенка молоком, а не по хозяйству, как это было принято для всех детей из бедных семей.
Картина выполнена в спокойных, неярких тонах, основной цвет - разные оттенки коричневого. Поэтому картина навевает ощущение спокойствия.