С образом Чацкого я познакомился, когда мы в школе начали изучать “Горе от ума”. Незаметно для меня Чацкий становился все ближе и понятнее. Я ловил себя на том, что иногда примерял на себя его мысли, слова и поступки. Хотя, чему удивляться? Образом этим увлекаются уже более полутора веков. Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью. Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию. Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”. Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, - говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь. А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него. Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием. И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера. Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом. Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен! А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным...
Однажды мальчик Толя слепил снеговика. Он был очень красивым. Круглой формы, но не такой как все. Как-то раз на улице вдруг началось потепление. Снег таял, крепости из снега таяли, и снеговик - тоже. Толик долго плакал, потому что считал снеговика своим другом. Всё расстаяло, снеговик расстаял. Ну чего ещё ожидать? Наступил март. Весна. И так день за днём, месяц за месяцем. Не успел Толик оглянуться - как уже снова наступила зима и выпил долгожданный снег. Он снова вспомнил, что пообещал себе слепить точно такого же снеговика. Тут же он поспешил на поляну, начал катать из снега шарики. Маленький, Средний, Большой... Ведро, морковка! палочки Готово! Точно такой же снеговик, и,м честно признаться, даже ровнее... И тогда Толик понял, что не нужно печалиться из-за пустяков. После самого печального момента всегда будет радость.
Если сравнивать Чацкого хотя бы с Печориным, можно увидеть огромную разницу. Печорин разочарован жизнью, высшим светом, однако от мимолетных удовольствий не отказывается. Окажись на месте Чацкого, он с первого же взгляда разгадал бы все отношения между Софьей и Молчалиным и стал бы с холодной насмешливостью наблюдать за ними или приложил бы некоторые усилия к тому, чтобы влюбить в себя Софью.
Однако, видя жизнь свою насквозь, он не находит в ней ничего светлого, ничего, за что бы стоило ее любить. “Я давно уже живу не сердцем, а головою”,- говорит он. И поэтому с такой легкостью уезжает в Персию.
Чацкий не таков. Несмотря на свой критический ум, он верит в жизнь, в высокие идеалы. Он удивительно похож на молодого Пушкина. Так же “остер, умен, красноречив”, так же общителен, и так же легко у него слетают с губ эпиграммы, меткие слова, хлесткие сравнения: ”А Гильоме, француз, подбитый ветерком”, “Созвездие маневров и мазурки”.
Он немного наивен и неискушен в делах житейских, не видит и не понимает холодности и отчужденности Софьи. Он добродушно посмеивается над московскими нравами, не замечая, что эти шутки вызывают у Софьи почти озлобление. “Не человек – змея”, - говорит она о Чацком. А он верит в ее любовь.
А потом он разбит, потрясен, но не может примириться с мыслью, что горячо и страстно любимая им девушка могла променять его на какое-то ничтожество, на человека, не имеющего собственных мыслей и суждений. Да, постигло разочарование… Сколько горечи и боли, оскорбленного самолюбия и гневного упрека звучит в его последнем монологе! Но лишь в этот час он по-настоящему увидел мир, по-новому взглянул на него.
Но Чацкий был не только пламенный влюбленный, разочаровавшийся при первом столкновении с действительностью, это еще и человек передовых взглядов. Он не побежден, он лишь уедет куда-нибудь, где его поймут, где ему достанется настоящее большое дело. Он полон светлых идей преобразования общества, он с гневом обличает пороки общества старого. Его оружием являлось слово, и он более чем отлично владеет этим оружием.
И, конечно, его резкость, пламенность не могла пройти незамеченной. “Чацкий шел прямой дорогой на каторгу, если он уцелел 14 декабря, то, наверное, не сделался ни страдательно тоскующим, ни гордо презирающим лицом, не оставил бы ни в коем случае своей пропаганды”. Это слова Герцена, великого мыслителя и революционера.
Я люблю Чацкого за его убеждения и идеалы. Он рвет с министром только потому, что желает служить “делу, а не лицам”. Он возмущен крепостным правом и, не скрывая, говорит об этом.
Он любит свою Родину и с теплотой говорит о ней: “Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым Отечества нам сладок и приятен!
А еще я люблю Чацкого просто как умного человека, у которого под маской иронии скрыто чуткое, отзывчивое сердце, который может смеяться и грустить, который может быть зол и резок на язык, но другом будет верным, надежным...