Евгений Онегин получил типичное для своего времени и общественного положения модное домашнее воспитание и образование: сначала французская гувернантка, а затем гувернер — “француз убогий, чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой... ” В результате “Он знал довольно по-латыни, чтоб эпиграфы разбирать”, имел достаточное представление о литературном процессе, чтобы поддерживать светский разговор: “...помнил, хоть не без греха, из Энеиды два стиха”, “бранил Гомера, Феокрита”, хотя “не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить”. Столь же неглубоки были его познания в мировой истории, “но дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней хранил он в памяти своей”. Правда, Евгений “...читал Адама Смита и был глубокий эконом”, но как раз прогрессивные экономические теории не обсуждались в кругу его знакомых. Одним словом, образованность Онегина была поверхностной, несистематичной, и только “...счастливый талант без принужденья в разговоре коснуться до всего слегка, с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре” позволяли ему в глазах окружающих выглядеть достаточно просвященным, критически мыслящим человеком. К тому же требования аристократического общества были весьма низкими, и Онегина охотно принимали в свете
Евгений Онегин получил типичное для своего времени и общественного положения модное домашнее воспитание и образование: сначала французская гувернантка, а затем гувернер — “француз убогий, чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя, не докучал моралью строгой... ” В результате “Он знал довольно по-латыни, чтоб эпиграфы разбирать”, имел достаточное представление о литературном процессе, чтобы поддерживать светский разговор: “...помнил, хоть не без греха, из Энеиды два стиха”, “бранил Гомера, Феокрита”, хотя “не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить”. Столь же неглубоки были его познания в мировой истории, “но дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней хранил он в памяти своей”. Правда, Евгений “...читал Адама Смита и был глубокий эконом”, но как раз прогрессивные экономические теории не обсуждались в кругу его знакомых. Одним словом, образованность Онегина была поверхностной, несистематичной, и только “...счастливый талант без принужденья в разговоре коснуться до всего слегка, с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре” позволяли ему в глазах окружающих выглядеть достаточно просвященным, критически мыслящим человеком. К тому же требования аристократического общества были весьма низкими, и Онегина охотно принимали в свете